В. Цареградский - По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг.

Град вскоре прекратился. Но на пронизывающем ветру мы дрожали от холода. Надо было найти хоть несколько сухих веток. Наконец с трудом разожгли костер и, когда разгорелись смолистые ветки стланика, положили лиственничные дрова. На ветру они быстро схватились пламенем, и высокие языки костра стали обжигать лицо а руки. Мы разделись почти донага и стали сушить белье п обувь. Все повеселели, раздались шутки, смех. Так прошло наше «крещение» тайгой.

И сейчас повторилось это «крещение» — все мы шли на пределе сил. Неожиданно впереди, чуть выше по склону, увидели свежесрубленный барак. Вот счастье! Это был один из первых бараков дорожи о-изыскательской экспедиции Богданова, которые они начали строить на будущем зимнике через 30–50 километров друг от друга для остановок па ночевки конного транспорта.

Мы предвкушали отдых в более или менее «комфортабельной» обстановке. Однако пас ждало разочарование. Войдя в барак, мы увидели, что оконные проемы не затянуты бязью (в то время стекол не завозили) и ветер насквозь продувает помещение, всюду течет вода. Нары сырые, печки нет.

Кое-как натянули в одном углу барака брезент, завесили оконные проемы мешковиной, плащами, установили свою печь и затопили ее. Мало-помалу воздух стал прогреваться, наполняя барак испарениями. На печке, раскаленной докрасна, закипал большой чайник и котелок с водой для супа. Потом все с аппетитом ели необыкновенно вкусный макаронный суп, пили горячий чай. После сытной еды нас постепенно разморило, и все пошли отдыхать.

Мы с Марией Яковлевной устроились в палатке рядом с бараком. Я растопил печку, и мы смогли раздеться и просушить одежду. Проснулся от холодных капель, падавших на голову и лицо. Печь давно прогорела, остыла. Палатка пропускала мелкую водяную пыль. Крыша чуть светилась от раннего мутного рассвета. Доносился легкий шелестящий шум дождя. Очевидно, он шел с небольшими перерывами всю ночь.

Что делать? Выходить в сырой и, как оказалось, не просохшей за ночь одежде, с сырыми вьюками, ремнями, веревками, ставшими твердыми, как проволока? Не дело. А если дождь продлится несколько дней, неделю?

Пошел в барак, там тоже в углах звенела капель. Но все крепко спали. Растопил печь, сходил за водой и поставил чайник. Проснулся старший конюх — пожилой рабочий. Посоветовавшись, решили никого не будить, пока не рассветет. Если до обеда не будет просвета, придется выходить в дождь.

После завтрака кто-то, выйдя из барака, радостно крикнул:

— Дождь перестал! — Все выбежали и не узнали окружающей местности — так все вокруг посветлело.

Вскоре пылал большой костер, вокруг него на жердях были разложены вьюки для просушки, на кольях висела одежда. Мы повеселели. Небо все больше светлело, низкие тучи унесло. И хотя солнца еще не было видно, его тепло все же ощущалось.

Подсушились, пригнали лошадей и тронулись дальше. Дорога понемногу начала улучшаться, делалась твердой. Сквозь прорези туч стали прорываться солнечные лучи. Мы спустились в широкую долину большой реки Уптар. Остановились еще засветло на относительно сухой полянке. Здесь стояли высокие лиственницы, зеленела довольно свежая трава. Это было близ сорок седьмого километра будущей колымской трассы.

Наши палатки стояли немного выше будущего моста через реку Уптар. Я прошел с ружьем вверх по речке в надежде встретить уток или куропаток. Увы, река и ягодники были пустынны. Даже ни одной пичужки мне не встретилось. Это напомнило, что скоро зима.

Ночь прошла спокойно. Все хорошо выспались, отдохнули и встали раньше обычного. Сегодня нам хотелось пройти больше, хотя и предстояло преодолеть крутой перевал. Еще котловина долины оставалась в тени, когда, торопливо позавтракав и снарядившись, мы тронулись к перевалу. Он оказался коротким отрогом гор между реками Уптаром и Хасыном, неподалеку от их слияния. Его можно было свободно обойти по долинам притоков с более пологим уклоном, что позднее и сделали изыскатели-дорожники. Но Макар Медов, который еще в июле вел наши партии, сам шел этим путем впервые и, выполняя задание — провести геологов от Нагаева до реки Малтан как можно прямее и короче, — спрямил дорогу. Сейчас мы повторяли его путь.

Перевал оказался довольно высоким, с крутым подъемом. Позади осталась залесенная чаша котловины. По другую сторону водораздела прижималась к нему долина речки, сливающейся чуть, ниже с рекой Хасын. Позднее эта речка была названа Палаткой. Верховья Хасына уходили круто на северо-восток и терялись там в грядах гор, подернутых синеватой дымкой.

В нескольких десятках километров от нас на северо-западе возвышалась расчлененная горная цепь — Уптар. На голубоватых ее вершинах просматривались белые пятна снега; С высоты птичьего полета освещенные полуденным солнцем бескрайние просторы представляли поистине чарующее зрелище. Оно окрыляло и невольно пробуждало чувство гордости за человека, пришедшего сюда исследовать эту дикую природу. И вместе с тем необъятность и пустынность рождали чувство затерянности в этом огромном таежном мире.

Кругом на сотни километров полное безлюдье. Как ни всматривались мы в ближайшие участки долин, нигде, даже с помощью восьмикратного бинокля, не могли обнаружить ни юрты или чума, ни дыма костра, ни вьющейся тропки.

Спуск оказался еще более крутым, и, хотя мы старались избежать крутизны, продвигаясь по диагонали, лошадям приходилось трудно.

Нашим временным пристанищем стала небольшая, покрытая низкой травой и опавшей хвоей терраса, окруженная толстыми высокорослыми редкими лиственницами. На этом участке реки Дзевановским и были найдены образцы черных сланцев с отпечатками растений.

Погода была ясной и не грозила переменой. Решили до вечера осмотреть ближайшие окрестности и взять несколько проб из наносов реки. И вот у кромки подмытого берега, у самого уреза воды, я усмотрел небольшие выступы коренных пород, выделяющихся своей темной, почти черной окраской. Это и были углистые аргиллиты, гальку и обломки которых мы до сих пор тщательно искали. Отбивая от выступов все новые и новые глыбы и тщательно рассматривая их под лупой, мы наконец увидели в некоторых из них растительные остатки, подобные найденным ранее Дзевановским. Это была уже какая-то, хотя и далеко не полная, удача. К сожалению, поблизости не нашли больше ни одного обнажения коренных пород. А найденное обнажение чуть выступало из воды, поэтому обнаружить прослойки угля, если они и существовали, без бурения было невозможно.

Тем временем солнце опустилось за горы, и в наступившей вечерней прохладе мы возвратились к палаткам. Стан был уже построен, почти обжит и выглядел уютно. Ярко горел костер, и около него парил кипящий чайник. На притухшей печи стояли сдвинутые к краю кастрюли, и Мария Яковлевна допекала на сковороде лепешки. Немного в стороне от костра был сооружен стол из вьючных ящиков. На расстеленном брезенте лежали вьючные мешки и седла вместо стульев.