В. Цареградский - По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг.

На этот раз мы долго сидели у большого костра, несколько возбужденные удачным переходом, который завершил первый этап нашей поездки. Незаметно надвигалась ночь. Видимый вокруг нас мир постепенно сужался, пока не замкнулся в довольно тесный круг освещенной костром поляны. За его пределами все поглотила таинственная темнота с настороженной тишиной. Улавливался слабый шорох, удар упавшей шишки или ветки. К осеннему аромату ночного леса примешивалась своеобразная душистая свежесть, идущая от реки, и такой знакомый, чуть горьковатый запах дымка.

Стало заметно прохладнее. Все придвинулись плотнее к меркнувшему пламени, расшевелили костер, и он снова ярко вспыхнул. Как часто заменяет он нам, геологам, тепло солнца. Как по-домашнему уютно, тепло и спокойно возле огня после длительного и трудного рабочего дня. Хороши вечерние часы у костра, когда течет неторопливая беседа. А сколько спето песен и прочитано стихов под аккомпанемент стреляющих головешек!

Утро выдалось ясное, чистое. На небе ни единого облачка. Тишина. Все вокруг как будто продолжало дремать. Неподвижно зависшая пелена тумана над поймой реки скрывала пасущихся там лошадей. Лишь слева от нас на северо-западе высветлились солнцем вершинки далекого леса и горы.

Но было уже довольно прохладно. Без телогрейки или куртки пробирала дрожь, хотя ни на прибрежных отмелях, ни на траве следов заморозка еще не было. Стояла благодатная, но обманчивая пора не то уже ушедшего лета, не то долгой ранней осени.

После торопливого завтрака мы с Дзевановским и женой уходим на поиски. Мария Яковлевна успешно освоила нехитрые обязанности коллектора. Идем по отмелям русла, по косам, островкам, переходим речку и направляемся к обрывистым стенкам высокой террасы на правом берегу. Всматриваемся, разбиваем геологическими молотками гальку, валуны, обломки из осыпи с гор и из обрыва террасы. Вначале изредка встречалась галька черных сланцев, но каменного угля и даже углистых аргиллитов не было. Берем и промываем пробы на золото с кос и из обрывов террасы, но ни золотинок, ни других крупинок тяжелых минералов или металлов…

Пройдены вверх по долине реки Палатки уже 10–12 километров, а результаты исследований отрицательные. Глазомерная съемка (карту нужно было изготовлять самим), «вытаптывание» кос и берегов, тщательное изучение гальки, опробование, зарисовки, фотографирование и другие процессы поисковых работ отнимали много времени. Возвращались ближе к вечеру. Шли уже медленнее, неся за. плечами довольно увесистый груз образцов горных пород.

В ожидании нас рабочие сидели у чуть тлеющего костра. Торопливо сняв с плеч тяжелые рюкзаки, полевые сумки и другое снаряжение, умылись и принялись за ужин. Рыбу поймать не удалось, и суп ели из сушеных овощей и мясных консервов.

Немного отдохнув, принялись приводить в порядок все собранные образцы. При свете яркого костра я вычертил наш маршрут, нанес условные геологические знаки, отметил места взятия и номера образцов проб. Первый трудовой день был закончен.

Ночь была холодной, с первыми заморозками, у берега образовались узкие кромки льда — забереги. Лужицы на косе покрылись прозрачным хрупким ледком. Как-то звонче журчала на быстринах река.

На следующее утро мы направились вверх по реке Хасыну, но результаты поисков и здесь оказались отрицательными. Единственный интерес представляли обнаруженные довольно мощные кварцевые и кварц-кальцитовые жилы в правой террасе реки Палатки, недалеко от слияния ее с Хасыном. Из этих жил позднее добывался чистый молочный кварц и кальцит.

Этот вечер был молчаливым. Всех несколько омрачала неудача с поисками. Ночью стало еще холоднее и заморозки крепче. Утром долго не таяли кромки льда у берегов. Явственнее проступали признаки осени. Леса и кустарники начали заметно желтеть, трава жухнуть. Острее почувствовалась пустынность природы. Совсем исчезли птицы, зверьки. Мы не видели и не слышали ни одной пролетающей в вечернем или утреннем небе стаи уток, гусей или лебедей. Очевидно, перелет их к югу уже закончился.

Мы старались подбадривать друг друга как могли. Острили, шутили. И все же отсутствие успехов огорчало.

Нужно было продолжить поиски еще ниже по долине, чтобы в случае окончательной неудачи быть уверенным хотя бы в том, что нами сделано все возможное для отыскания месторождения каменного угля в близлежащих окрестностях.

Но было также очевидно, что пора возвращаться в бухту Нагаева. Теми методами, которыми мы обследовали участки, продолжать поиски было нецелесообразно. Нужны фундаментальные поисково-разведочные работы с большим объемом расчисток, канав, траншей и бурения. Пугало и скорое наступление дождливой погоды. Да и продовольствия оставалось маловато. Ни дичью, ни рыбой мы ни разу не могли его пополнить.

Я все чаще подумывал: что, если возвращаться в бухту Нагаева не прежним путем, а спуститься вниз по реке, продолжив осмотр долин и склонов? Эта река вероятнее всего приток Армани, впадающей в Охотское море почти против острова Недоразумения. Мы видели ее устье, когда совершали поездку на этот остров. От выхода из бухты до ее устья нет больших рек, поэтому уклониться далеко мы не можем. Ну, пусть на день-два будет дольше, чем шли сюда. Зато пойдем по новым местам, а это очень заманчиво. По пути продолжим поиски, хоть и менее детальные. Может быть, там и обнаружим выходы угленосной толщи. Кроме того, в устье Армани довольно часто приходит катер Культбазы за рыбой и икрой к рыбакам поселка Армань. С попутным катером мы можем перевезти свой груз и сами перебраться в бухту Нагаева, конюхи же легко перегонят лошадей без вьюков. Постепенно решение крепло, и я объявил, что на следующее утро отправляемся в обратный путь.

А утром произошла непредвиденная задержка. Среди спокойно пасущихся лошадей одна лежала на земле мертвой. От истощения она погибнуть не могла — травы, еще зеленой, на обширной пойменной террасе было довольно много. Лошади были привезены из Западной Сибири, и они, подобно якутским лошадям, постепенно привыкали к местному подножному корму. За эти дни мы дважды подкармливали их остатками овса. Вода была рядом. Никаких следов зверя на земле и на песке не обнаружили, повреждений на туловище тоже. Да и остальные паслись спокойно неподалеку, видно было, что никто их не разгонял, не пугал.

Мы были ошеломлены и очень обеспокоены этим происшествием. А вдруг лошадь погибла от сибирской язвы? Значит, такая же участь ждет остальных. Да и люди не застрахованы от этой страшной болезни.

Так и не выяснив причины смерти лошади, тревожные и огорченные, мы отправились в обратный путь.

День, как и предыдущие, был тихим и ясным. Воздух особенно прозрачен, как это бывает в пору золотой осени. Далеко в Поволжье, где я родился, провел детство и юность, в такую пору в воздухе плывут нити паутины, резные листья кленов ярко отливают красными и желтыми красками. Я любил время бабьего лета не меньше весны. Природа словно давала отсрочку промозглой предзимней слякоти. И эта яркая, празднично-нарядная пора была особенно дорога от горестного сознания, что она очень коротка и быстротечна, как быстротечны последние дни удачно сложившегося отпуска или минуты расставания с дорогим человеком…