Роберт Скотт - Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.

Вдруг среди общего разгула появился Боуэрс, и за ним несколько человек внесли громадную «рождественскую елку» с ветвями, увешанными горящими свечами, пестрыми хлопушками и маленькими подарками для всех, предусмотрительно заготовленными, как я потом узнал, сестрой Уилсона. Самую «елку» соорудил Боуэрс из палок и прутьев, искусно связанных бечевками; «ветви» он обернул цветной бумагой. Все это было сделано замечательно ловко, и раздача подарков доставила огромное удовольствие.

В то время как мы у себя дома так беззаветно предавались веселью, стихии точно пожелали участвовать в нашем празднике, правда не столь буйно, но с большой торжественностью. Восточная сторона неба вся горела колеблющимися, сияющими массами света. Она представляла на редкость яркую, оживленную картину, которая то вспыхивала, то медленно блекла и угасала, чтобы снова возродиться в еще более чарующей красоте. Яркий свет то лился рекой, то массами собирался в одном месте, от которого огненные столбы взвивались вверх, потом волнами разбегались по более бледному полю, как бы оживляя его.

Невозможно созерцать такое дивное явление природы без некоего священного трепета, вызываемого, впрочем, не столько его блестящим великолепием, сколько нежностью и прозрачностью красок, а главное, дрожащею эфемерностью беспрерывных переливов. Тут нет ничего разящего, ослепляющего, как описывали полярное сияние некоторые путешественники. Зрелище скорее действует на воображение своей нереальностью, чем‑то спокойно величественным, несмотря на беспрерывную подвижность.

Невольно дивишься, почему история не упоминает о поклонении полярному сиянию? Ведь так было бы легко узреть в этом явлении воплощение божества или демона. Нам, маленькой группе людей, молчаливо созерцавших это волшебное видение, казалось святотатством вернуться в легкомысленную и удушливую атмосферу дома. Когда я, наконец, вошел в него, то обрадовался, что в мое отсутствие почувствовалось общее влечение в сторону постелей. Не прошло и получаса, как сон уже одолел последнего из кутил. Так окончилось наше великолепное празднество в ознаменование дня зимнего солнцестояния.

Конечно, нет ничего особенно похвального в таком искусственном взвинчивании, но вряд ли кто решится строго отнестись к одной такой вспышке разгула в длинном ряду спокойно проводимых дней.

И наконец, мы ведь праздновали рождение года, который должен в хорошем или дурном смысле быть одним из самых знаменательных в нашей жизни.

Пятница, 23 июня, и суббота, 24 июня.Два тихих дня. Никаких происшествий. Возвращаемся к нашему обычному распорядку дня.

Воскресенье, 25 июня.Замечаю, что не упомянул о первом номере возрожденного Черри‑Гаррардом журнала «Саус Поляр Таймс», поднесенном мне в день нашего праздника. Прехорошенькая книжка, переплетенная с большим вкусом. Крышку из тюленьей кожи и резного дерева сделал Дэй. Сотрудники под своими статьями не подписываются, но мне удалось угадать имена почти всех.

Редактор поместил одну мою статистическую статью о плане предстоящей экспедиции к Южному полюсу и прекрасно написанную статью Тэйлора о геологической истории нашего района. Остальные статьи, за исключением нескольких редакционных и метеорологических заметок, более легкого содержания. Стихи вообще средней руки, но одна статья, озаглавленная «Валгалла», показалась мне положительно незаурядным произведением. В ней описывается прибытие некоторых членов нашей компании к воротам, к которым, как гласит народная молва, привратником поставлен святой Петр. Написана она с очаровательным юмором, без малейшей натянутости. Шутки, имеющие ход в небольшом кружке, редко бывают понятны лицам, к нему не принадлежащим, но в этой статейке есть такие удачные, которые достойны распространения в более обширном кругу.

Да и вся она отличается несомненной литературностью и тонкой отделкой.

Я не колеблясь приписываю эту вещицу Тэйлору, но Уилсон и Гаррард присуждают ее Мирзу. Если они окажутся правыми, мне придется признать свое суждение о человеческих качествах весьма неудовлетворительным. Непременно надо доискаться автора.

День тихий. Прочитал, по обыкновению, церковную службу, а после полудня прошелся с Уилсоном на Вал, чтобы до ухода Уилсона на мыс Крозье поговорить с ним без помех. Мне хотелось узнать его мнение о результатах научной работы. Он согласился со мной относительно необыкновенно удачного подбора нашего персонала. Я воспользовался случаем, чтобы указать Уилсону на желательность точного уговора с Понтингом и Тэйлором насчет отбора фотографий и составления отчетов ввиду предстоящего возвращения их в цивилизованный мир.

Погода за последнее время вела себя что‑то очень таинственно. 23‑го и 24‑го числа она угрожала пургой, но теперь снова разгуливается, со всеми признаками дальнейшего улучшения.

Понедельник, 26 июня.Сегодня в полдень, при ясном небе, было светло, как в сумерки. Радует даже такой слабый намек на дневной свет. После полудня поднялся ветер и погнал снег; прорицатели снова пригрозили пургою. Но часа через два ветер упал, вечер выдался тихий и ясный, также и ночь. По теории Симпсона, пурге всегда предшествует облачное небо.

Тэйлор читал нам крайне интересный доклад о физической географии обследованной прошлой осенью области. У Тэйлора блестящий светлый ум, и изложение его восхитило нас широтой взглядов. Диапозитивы были сделаны с фотографий Дэбенхэма, и между ними были очень красивые. По мнению Понтинга, Дэбенхэм довольно сведущ в фотографии и правильно подходит к работе.

Поскольку лекция является кратким изложением отчета, составленного Тэйлором, нет надобности повторять ее содержание. Благодаря продемонстрированным снимкам еще нагляднее обнаружилось удивительное явление — различие глубины долин, в которых лежат побочные (притоки) ледники. Эти долины пробиваются самими ледниками. Глетчер Канада, например, неподвижен, но все же он прорезал очень глубокую долину. Глетчер «Двойная завеса» висит под углом в 25°, не имея фактически никакой долины.

На лекции говорилось также о различиях между свойствами воды, обнаруженной мною в озере Бонни в декабре 1903 г., и Западной партией в феврале 1911 г. Нет сомнения в том, что накопление воды в озере должно продолжаться в течение двух или трех летних месяцев, но трудно представить, чтобы она могла снова за зиму вся испариться. Если все же это возможно, значит «выпаривание» становится вопросом первостепенной важности.

Между прочим, среди диапозитивов была прекрасная картина, наглядно показывавшая открытие губок на глетчере Кётлица. На этом глетчере найдено множество больших губок — представителей современной фауны. Как могли они туда попасть? Об этом мы много спорили, но удовлетворительного разрешения не нашли. Невольно приходит в голову мысль, что, пожалуй, не исключается возможность того, что отягощенный валунами и булыжниками глетчер в конце концов освободился от них, в результате чего лед поднялся. Интересно бы дознаться.