Карло Маури - Когда риск - это жизнь!

В коридоре, где я учусь ходить, тем же занимается и молодой мужчина, весь изуродованный, опирающийся на какую-то раму на колесах. Что придает силы этому искалеченному человеку? Смирение? Лично мне убожество претит. Я с ним никогда не соглашусь. Оно в тысячу раз страшнее любого урагана. Выкарабкаться любой ценой…

В моей палате появился новый сосед. Прежний, которого звали Адольфом, был рослый, крепкий крестьянин из унылых равнинных мест Северной Германии. Теперь вместо него рядом со мной лежит пожилой электрик из Бремена, герр Логеманн. Я обратил внимание на то, что оба моих соседа по палате с одинаковой покорностью восприняли больничную жизнь. Похоже, их ничто не беспокоит: они едят, спят, читают, смотрят телевизор, как у себя дома; спокойно перенесли операцию и теперь позволяют залечивать себя с безропотным послушанием чиновников.

А во мне кипят средиземноморские страсти. Без каких-либо определенных причин в моей душе постоянно меняется погода. То я увядаю, словно дерево осенью, с которого облетели листья, то вдруг расцветаю, как весенний цветок, потому и не выношу тиканья будильника: у меня слишком мало времени, чтобы еще и это выносить.

В клинике много детей с деформированными суставами, например с вывернутыми наружу ногами. Дети ковыляют по коридорам на костылях, стараются бегать, ползать, им весело, их детское жизнелюбие смущает меня, задевает мою «умудренность», забывающую про то, что в бессознательном, в инстинктивном ребенок черпает силу.

И я тоже должен быть веселым… Я должен ходить… Я хочу плавать на «Тигрисе»… Я должен снова стать ребенком, потому что взрослый воспринимает настоящее и планирует будущее через призму своего прошлого, отвергая возможность начать с нуля.

Я умываюсь в постели, как кот, и, волнуясь, словно перед экзаменом, выбираюсь на костылях в больничный сад, стараясь быть веселым, будто пришел кататься на карусели. Вот, значит, для кого здесь деревья и цветы, земля и солнце, птицы и другие люди… Они для тех, кто не желает прозябать в одиночестве.

Моя болезнь хроническая, неизлечимая, потому-то я и вынужден хотеть жить. Я хочу участвовать в плавании «Тигриса» хоть на полутора ногах и после недавно перенесенного инфаркта. Никому не расскажу о своих несчастьях, иначе меня оставят дома и стану я безработным, поскольку путешествие — мое ремесло. Я по-прежнему выгляжу внешне здоровым человеком и уверен, что буду выглядеть таким и в гробу. Люди скажут: совсем как живой…

Единственный, кто в курсе моих невзгод, это Тур Хейердал, организатор и душа экспедиции. Он мой друг и, подобно мне, знает, как морские приключения оздоровляют душу и сердце.

Вот дневник моего путешествия.

26 октября 1977 года.

Распрощавшись со всеми, кого приходится оставить, я уезжаю в Багдад. Едва уселся в кресло самолета, как пропала напряженность ожидания отъезда, этого бегства из тюрьмы собственных привычек. Я с легкой душой отдаюсь во власть надежд, которые может породить лишь непредсказуемый, неизвестный завтрашний день.

27 октября.

Под дверью моего гостиничного номера обнаруживаю записку на английском языке: «С приездом, дорогой Карло! Твои товарищи по экипажу „Тигриса“ — Тору Судзуки (комната 114), Асбьёрн Дамхюс (комната 308), Ханс-Петер Бён (комната 304). Увидимся утром».

Кто они и какие, эти новые мои товарищи, приехавшие из разных стран? Наперед знаю, что они моложе меня и здоровее…

Первый, с кем я завожу знакомство, — датчанин Асбьёрн. Здороваясь, мы разглядываем друг друга так, словно сразу же хотим до конца понять товарища по будущим приключениям. Асбьёрну 21 год. Он белый, как березка, и, когда улыбается, похож на пенящееся пиво. Интересно, какое у него впечатление обо мне… Время, которое мы проведем вместе в плавании, покажет. Асбьёрн изучает физику и математику; держит школу морских спасателей.

Затем встречаюсь с Норманом Бейкером, 50-летним американцем из Нью-Йорка, вместе с которым мне уже дважды доводилось плавать под руководством Хейердала через Атлантический океан на папирусных ладьях «Ра». Норман снова забросил свою семью и на этот раз даже должность инженера-строителя, чтобы пойти в океан в качестве штурмана и радиста.

Еще один новый знакомый — норвежец Ханс-Петер Бен, 22-летний студент-медик. Ханс-Петер предлагает мне называть его просто Эйч Пи (HP — начальные буквы английских слов, означающих «лошадиную силу»), произносит это глухим баритоном. Догадываюсь, что ему очень хочется выглядеть старым и серьезным. Эйч Пи только из армии, где научился вязать узлы, а также освоил плотницкое дело и пиротехнику.

Мне представляется Тору Судзуки, японец 43 лет, спокойный, улыбающийся, словно распустившийся цветок лотоса, но не слишком открытый, чтобы до конца показывать свое цветение. Я никогда не понимал этих восточных людей. Как знать, понимают ли они меня… Может быть, им легче понять нас, чем нам — их.

Все вместе мы едем на машине из Багдада в Эль-Курну, к югу, на плоское пространство земли под сводом огромного неба. Эль-Курна — полуостров на месте слияния Тигра и Евфрата. Поздней ночью подъезжаем к гостинице «Сады Эдема» (согласно местной традиции, Эдем, рай, находился именно здесь, на Эль-Курне) и встречаем Тура Хейердала, сильно похудевшего со времени нашей последней встречи. Он признается, что никогда еще ему не приходилось так много работать при температуре 50 градусов, как теперь, собирая берди и руководя строительством ладьи. Обычно проживающий в Италии, норвежец Хейердал начиная с августа находится в Ираке, где занимается подготовкой экспедиции.

Вновь встречаюсь с давним другом по путешествиям «Ра» Юрием Александровичем Сенкевичем, которому теперь 41 год. Он идет на «Тигрисе» судовым врачом как представитель Советского Союза.

Тур знакомит меня с Детлефом Зоицеком, 27-летним немцем. Детлеф — студент института физкультуры, бывший капитан торгового флота, в настоящее время мучается животом из-за отсутствия гигиены в отеле «Сады Эдема».

Герман Карраско, 55 лет, мексиканец, пловец-подводник, мой товарищ по путешествию в Арктику, миллионер.

Норрис Брук, 39 лет, кинооператор из США.

Самый молодой участник экспедиции — представитель Ирака Рашад Назир Салим, 20-летний студент, изучающий историю искусств. У нас выполняет функции переводчика с арабского на английский и должен много говорить.

Всего нас одиннадцать человек девяти национальностей. Мы пользуемся для общения одним языком — английским, но, решая одни и те же проблемы, все мыслим по-разному.

В ночь полнолуния Тур ведет нас посмотреть строящийся «Тигрис». Впечатление фантастическое. Ладья уже приобрела свою архаическую форму. Ее длина — 18 метров, ширина — 6. На постройку пошло 25 тонн тростника берди, а также километры веревок из растительного волокна (простая пенька, манильская и кокосовая) для связки частей. Тур рассказывает, что четверо индейцев аймара с озера Титикака и сорок болотных арабов хотя и говорят на разных языках, но прекрасно понимают друг друга, работая с тростником, которым те и другие пользуются как материалом для строительства лодок и хижин: боливийских — для аймара и месопотамских — для болотных арабов.