Жюль Верн - Золотой вулкан

В середине октября Бен Реддл встал с постели, и доктор Пилкокс был безмерно рад, что выходил больного. Конечно, его заботы сильно помогли, но не меньшую роль в успехе лечения сыграли заботы сестры Марты и сестры Мадлены. Преданные делу монахини ухаживали и за другими пациентами, переполнявшими больницу; многие из них отправлялись отсюда прямо на кладбище в похоронных дрогах, которые тянула собачья упряжка. Хотя Бен Реддл и был уже на ногах, но ему еще требовался некоторый уход, и он не мог отважиться на путешествие из Доусона в Скагуэй. Впрочем, и без того было уже слишком поздно. Обильно сыпали первые снега, реки начинали покрываться льдом, навигация прекратилась и по Юкону, и по озерам. Самми Ским отлично понимал, что он обречен провести в Клондайке весь плохой сезон в семь-восемь месяцев. Температура в среднем уже опускалась до пятнадцати градусов, а предстояло ей опуститься до пятидесяти — шестидесяти.

Оба двоюродных брата поселились в гостиничном номере на Франт-стрит, обеды они заказывали в ресторане «Френч ройял» по весьма высоким ценам, хотя и отказывали себе, например, в цыплятах по сто пятьдесят франков за пару.

Самми Ским не уставал сокрушенно покачивать головой:

— Досадно все-таки, что мы не смогли покинуть Доусон до зимы.

Бен Реддл ограничивался репликой на свой лад:

— Досадно, что мы не продали наш прииск до катастрофы, а еще досаднее, что мы больше не можем его эксплуатировать.

На том и заканчивался разговор, рисковавший перейти в бесполезный спор. Самми Ским брал ружье, звал Нелуто, и они уходили охотиться в окрестностях города.

Лорик вернулся в Доусон вскоре после выхода Бена Реддла из больницы, и оба предавались долгим разговорам с глазу на глаз. Однако легко было догадаться, о чем беседовали инженер и мастер, ибо у них было полное единство взглядов в вопросе, который всегда оставался главным в этом краю.

Прошел еще месяц. Колебания температуры воздуха были удивительны. То она опускалась до тридцати — сорока, то поднималась до пятнадцати — десяти ниже нуля в зависимости от направления ветра. <���Безветренные холода> чередовались со снежными буранами.

Всякий раз как позволяла погода, Самми Ским уходил с Нелуто на охоту. Ему удалось убить несколько медведей, которых морозы пригнали из гор чуть ли не к самому городу.

Однажды, это было семнадцатого ноября, Нелуто и он бродили примерно в миле к северу от Доусона. Охота была удачной, и они собирались возвращаться, когда индеец остановился и, показывая на дерево шагах в пятидесяти от реки, проговорил:

— Там… человек.

— Человек? — переспросил Самми Ским.

И действительно, под березой на снегу кто-то лежал. Он не двигался. Возможно, он был мертв, замерз, так как температура воздуха опустилась достаточно низко.

Самми Ским и Нелуто подбежали. Это был мужчина, уже в возрасте, на вид лет пятидесяти, с длинной бородой, глаза его были закрыты, лицо выражало крайнее страдание. Он еще дышал, но так слабо, что дыхание его наводило на мысль о последнем вздохе умирающего.

Самми Ским отвернул борт шубы с капюшоном и в одном из карманов обнаружил большой кожаный бумажник, где нашлось несколько писем. На адресе было проставлено имя «господин Жак Лорье» и наклеена парижская марка.

— Француз! — воскликнул Самми Ским.

Через минуту человек был уложен в двуколку, которая помчалась в столицу Клондайка.

В тот же день, после полудня, двуколка Самми Скима остановилась перед дверьми монастырской больницы. Человека пронесли через палату на тридцать коек и уложили в смежной комнатке, в которой находился до самого своего выздоровления Бен Реддл.

В этой комнате больного не будут тревожить другие клиенты. Самми Ским разъяснил настоятельнице:

— Это француз, почти наш соотечественник. Прошу вас ухаживать за ним так же, как вы ухаживали за Беном, и, надеюсь, доктор Пилкокс вылечит его так же блистательно, как он вылечил моего кузена.

Сестра Марта и сестра Мадлена вполне с этим согласились, и Жак Лорье лежал теперь в постели, возле которой не замедлил появиться доктор.

Бен Реддл, предупрежденный Нелуто, тоже быстро пришел и присутствовал при первом визите доктора.

Француз не приходил в сознание, глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилкокс нащупал очень слабый пульс, дыхание едва было заметно. Ран на теле не обнаружилось, но человек исхудал от голода, холода, изнеможения. Было ясно, что несчастный, вконец обессилев, упал у дерева, под которым его и подобрал Самми Ским. Не было никакого сомнения и в том, что он схватил сильнейшее воспаление легких, пролежав ночь на снегу, без укрытия и без чьей-либо помощи.

— Этот человек наполовину промерз, — покачал головой доктор Пилкокс.

Его укрыли одеялами, пробовали давать горячего питья, потом растирали, чтобы восстановить кровообращение. Все, что можно было сделать, было сделано. Но все усилия оказались тщетными и не выводили его из оцепенения, не возвращали сознания. Тем не менее кое-какие признаки жизни проявлялись, и это было уже не то бесчувственное тело, которое привез Самми Ским. Придет ли в себя несчастный? На этот счет доктор Пилкокс молчал.

Пока что из писем, найденных в бумажнике, знали лишь, что имя его — Жак Лорье. Самое свежее было пятимесячной давности и пришло из Нанта. Мать писала сыну в Доусон, Клондайк, и, видимо, не получила ответа.

Самми Ским и Бен Реддл прочитали все письма, сообщающие некоторые сведения об их адресате. Если он умрет, придется написать бедной матери, что она больше никогда не увидит сына.

Писем было четыре. Из них явствовало, что Жак Лорье покинул Европу два года назад. Но он не направился сразу в Клондайк, чтобы там испытать на деле ремесло золотоискателя. Судя по адресам, сначала он попытал счастья в золотоносных районах Онтарио и Колумбии. Потом его, видимо, привлекли заманчивые новости доусонских газет, и он присоединился к рвавшейся туда толпе золотодобытчиков. По-видимому, он не стал собственником какого-нибудь участка, так как в бумажнике не было соответствующего документа. Но среди писем оказался листок, который привлек к себе пристальное внимание Бена Реддла.

Это была набросанная карандашом схема, извилистые линии на которой изображали реку с притоками. Река текла на запад. Об этом ее направлении можно было догадаться по правилам, каким обычно следуют при составлении карт — запад всегда находится слева. Тем не менее это не был Юкон или его приток Клондайк-Ривер. Цифра в углу карты указывала более высокую широту, выше Полярного круга. Если карта изображала район доминиона, то он должен был находиться на шестьдесят восьмом меридиане. Но указания на долготу отсутствовали. Поэтому невозможно было узнать, какая часть Северной Америки тут изображена.