Николай Рыжих - Бурное море

— Так кто что думает? — еще раз спросил он. — Женя, ты что так жалобно на меня смотришь?

— Он, командир, потому на тебя так жалобно смотрит, что рвется в замет. Га-га-га!

— Ты, Бесяра, конечно, «за».

— Команди-и-ир! — с упреком развел руки Бес.

— Так... Бес — «за». Ну что, Женя?

— Я, капитан, против, — сказал Женя и постукал себя по губам. Джеламан сунул ему в рот сигарету. — Против я, капитан. Хоть сердись, хоть не сердись. Когда я держу буй, мне кажется, что руки у меня вырвет из плеч...

— Кончиком, кончиком!

— Что?

— Говорю, кончиком, привяжи руки к плечам. Га-га-га!

— Да погоди, Бесяра. В общем, я против.

— Так... по нулям. А ты, Сергей Александрович? — повернулся Джеламан к Есенину, то бишь к Валентину Николаеву.

Валька из твердых парней, он в прошлом сплавщик леса с Ангары, а там работка дай бог, не хуже нашей.

— Моряк я, как вы сами знаете, молодой, а рыбак и совсем никудышный, — начал Валентин. — Я не представляю, как мы его будем выбирать, даже не могу представить, что это будет такое. Чтобы из-за этой сотни центнеров... я не знаю... я как Женя. Конечно, годовой план, и Сигай на бобах, это, конечно, идея серьезная и, как сказал как-то Бес, архиконгениальная, это все так, и рыба-то не какая-то там камбала, а тресочка... Это все так, да вот с хатой-то как? Это один мужик у нас сплел корзину под сено, а она не проходит в дверь. Он чешет затылок и говорит: «Так-то так, да вот с хатой-то как?» Не представляю...

— Излишек лирики и полное отсутствие фантазии, — прервал его Бес.

— Ну так что?

— Я как Женя — пас.

— А ты, дед?

— Метать.

— Так... по нулям. Казя Базя?

— Даже не знаю, командир... Да метать! Хрен с ней, с ружьёй, раз она не стреляет. Метать.

— Чиф?

— Пас, конечно, — сказал я.

— По нулям...

— Командир, — прервал Джеламана Есенин, — сейчас уже ночь. Невод загубим — черт с ним! Кому руку или ногу сломает — тоже не дюже страшно, срастется, хоть и лучше всем остаться целыми, но ведь на палубе не устоишь, не успеешь сказать «мама»...

Все молчали. Все смотрели в окно, там творилось... в кино такого не увидишь, несмотря на все их увеличительные и устрашительные средства.

— А что думает Иосиф Маркович? — обратился Джеламан ко второму механику, самому старому из всех нас рыбаку — тридцать лет Маркович на рыбе работает.

Маркович посмотрел на нас, улыбнулся своей тихой улыбкой и опустил глаза, будто раздумывая что-то про себя или удивляясь чему-то тоже про себя. Потом глянул на Джеламана:

— Как ты думаешь, Володя, рыбак я или не рыбак?

— К замету! — взорвался Джеламан.

О! Теперь это был уже не сладко говорящий дипломат или хитроумный адвокат, а капитан, крымский хан. Попробуй теперь не выполни его приказание — без соли съест!

Как мы метали невод и брали буй, как выбирали невод и заливали трюм рыбой — рассказывать не буду, это было страшное дело.

Это был страшный замет!

Когда с полным трюмом трески — а рыбки-то одна в одну и пудовые, видимо, была самая поздняя треска и самая жирная, — все живые двинулись на сдачу, в Ложные Вести, где отстаивалась от шторма плавбаза «Маршал Малиновский», и, по обычаю, собрались в рубке покурить, Джеламан был бледен. И долго еще после этого был бледным.

К семи часам утра сдали сто восемьдесят один центнер — вообще стандартная емкость трюма ровно сто восемьдесят центнеров, видно, море утрясло еще один центнер, — и общей рыбы, добытой с начала года, у нас стало на сто пятьдесят один центнер больше годового плана. На этот раз привезти ее можно бы и больше, в косяке ее было тьма, — мы еще на палубу пятьдесят центнеров берем при хорошей погоде, — но сегодня на палубе улеживались только железки, и то привязанные.

Спать не легли, ждали самого интересного — капчаса.

На утреннем капитанском часе капитаны докладывают начальнику экспедиции обстановку: где находятся, что делают, количество заметов и рыбы на борту, сдачу за сутки и нарастающий план, состояние экипажа... топливо, пресную воду, продукты.

Мы знали, что Сигай сегодня выложит свою «заначку», дальше держать ее ему опасно, он бы и вчера, будь промысловая погода, выложил бы... он просто накаливал страсти. Но... но вот как узнать, что у него на уме, как узнать, сколько у него припрятано рыбы, — по очередности доклада он шел за нами.

— Все в элементе! — нашелся Бес. — У нас во время рапорта забарахлит рация, и начальник экспедиции позовет нас после, и она у нас исправится. Га-га-га!

Так и сделали. Только начальник экспедиции позвал нас и Джеламан ответил, как Бесяра стал щелкать по микрофону и бормотать что-то такое, что мы сами не понимали.

Доклады всех капитанов были короткие и одинаковые: все в укрытиях, на борту ноль, сдачи за сутки не было... по судну все нормально.

И вот он, Сигай: «Доброе утро всем присутствующим на капитанском часе, я «Два раза пятнадцать». Обстановка: нахожусь в укрытии в бухте Карага, на борту ноль, сдачи за сутки не было, но в нарастающем изменения: неделю назад на плавбазу «Чуркин» сдавал «по выходу», квитанцию не брал. Было сдано двести тридцать центнеров, полный груз...»

— Фью-у-и-ть! — сделал трубочкой губы дед. — Сколько он зажимал! Полный груз!

«...Таким образом, — неслось из эфира, — годовой план у меня взят, нарастающий план три тысячи шестьсот пятьдесят цент...»

— Один! Га-га-га! Один! — взорвался Бес и стал приседать и колотить себя по бедрам. — Один!.. Га-а-га! А у нас три тысячи шестьсот пятьдесят один! Га-га!..

Ох! Как же мы все смеялись! Ох, как же смеялся Бес! Как он смеялся! Как мы все смеялись!..

— Да погодите, дьяволы, — надрывался Джеламан, — дайте послушать «весьма важное» объявление.

А из рации неслось: «...с выполнением годового плана наших славных рыбаков нашего знаменитого сейнера пятнадцать-пятнадцать... уже несколько лет подряд... этот легендарный сейнер под руководством нашего... они первые в этом году, как и во всех...»

А мы не могли остановиться, ну никак не могли... В рубке все дрожало от хохота.

— Тише, парни, нас зовет!

«...А где наша доблестная «Четверка», которая стала теперь на втором месте, а все время лидировала...»

— Лидирует, лидирует! — не выдержал Джеламан.

«...Что такое, кто мешает? Тише, товарищи, я «Четверку» зову».

— Я «Четверка», — начал Джеламан, — обстановка: нахожусь под бортом плавбазы «Маршал Малиновский» после сдачи. Час назад сдал сто восемьдесят один центнер трески...

«Четверка», у тебя сдача была?»

— Была, была, трюм трески сдал...

«Ты в море выходила, «Четверка»? Где ты взяла треску?»

— В бухте, в бухте. Стоял в бухте на якоре, ко мне подошел косяк трески, я его обловил и сдал на базу «Малиновский».

«Что такое? База, база Малиновский», ты на связи? Подтверди...»