Николай Рыжих - Бурное море

— Вовка, — в голосе Светланы произошли изменения, — давай разойдемся, я так не могу. Я замуж выходила не за рыбака, а за человека... Наташа, пойдем.

— Я с папой.

— Я тебе дам «с папой»! А есть ты будешь или нет? Ну-ка! Быстро! А ты, — она, обиженная, подошла к Джеламану, — если через полчаса не придешь, всю еду выкидываю к чертовой матери. Вон Кашкиным собакам отдам.

— Светочка-а-а! — подлетел к ней Джеламан и запел сладчайшим голосом. — Через десять минут я буду дома. Не сердись.

Светлана взяла девочку за руку, они пошли.

— Хм, — улыбнулся Джеламан, ловко вращивая и завязывая поводки от крючков к основной веревке, что будет выстилаться по морскому дну, — во как она меня! Если ты рыбак, то ты уже не человек. За человека она выходила, а не за рыбака. Как она меня, а?.. — О жене он говорил ласково. И выражение лица было хорошее. — И твоя тоже такая? Эх, великие они мученицы...

— Пожалуй.

— Ну что поделаешь? И они мучаются без нас... и рыба по морю плавает...

Вдруг на судне что-то загремело и бухнулось, оглянулись — из своих владений вылез Бес. Он был взлохмачен и будто не проснулся еще. Тоже в праздничном светлом костюме, но рукава были — даже у пиджака — засучены по локоть и руки все в саже и солярке. Он держал форсунку, трубопровод и нагнетательный моторчик — словом, всю топливную систему «бабы-яги». Подошел к нам.

— А ты как здесь оказался? — удивленно спросил Джеламан. — Я же сказал вчера: «Отдыхать три дня». Или я непонятно сказал?

— Да вот, командир, «бабу-ягу» надо подшаманить. Пока там Валюха с обедом возится, решил хоть трубопровод прочистить да запаять... Может опять взорваться. А вы что делаете? Какая-то веревка... крючки...

— В общем клади свою «бабу-ягу» на место и иди домой. И мы сейчас уйдем.

— Га-га-га! А вон Маркович идет.

— И Марковичу здесь делать нечего.

— А вон Казя Базя с Ларисой. Га-га-га!

— Ну и бесы... — пряча улыбку, тихо сказал Джеламан.

Маркович, молча кивнув, пролез в машину, а Казя Базя ознаменовал свое появление шквалом:

— К командиру зашли — нету, к чифу зашли — нету, к Марковичу — нету, дед дубеет, Женьки, с Есениным — нету. Да что такое?! — Казя Базя был возбужден, в руках он держал две авоськи закусок и что положено к ним, Лариса держала огромнейший букет цветов. А Казя Базя бушевал: — Всю деревню обошли — никого нету. Да что же это такое?! Хотел деда разбудить, но это бесполезно...

— Деда теперь и талями не поднимешь, — сказал Джеламан.

— А это что? — подошел Казя Базя к Бесу, внимательно рассматривая наше изделие. Тоже взял в руки. — Что вы тут сочиняете?

— Длинная веревка и серия удочек, — сказал Бес.

— Сам ты «серия», — передразнил его Казя Базя. — Это же тунцовый перемет. Тунца, что ль, ловить будем, командир?

Джеламан вопросительно и внимательно посмотрел на Казю Базю.

— Ясно, — поняв Джеламана, сказал Казя Базя. — Молчу. Тьфу! Тьфу! Тьфу!

— Очередное предприятие, — задумчиво сказал Бес, он все еще рассматривал удочки.

— Ты вот что, «предприятие», — повернулся к нему Казя Базя, — ставь свою «бабу-ягу» на место и готовь чифан. — Потом подошел к Джеламану: — Так что, командир, первое место положено обмыть.

— Да вот и я думал... — продолжая работать, начал было Джеламан.

— Бесяра, ну-ка держи! — Казя Базя протянул авоську Бесу. — Да держи же, спишь, что ли?

— А вот и Женька с Есениным. Га-га-га!

— Ну и бесы... — прятал улыбку Джеламан, продолжая ловко вплетать поводки от удочек в основную веревку. — Ну и кадры...

— Ну, Бесяра, душа с тебя вон, шевелись! Лариса тебе поможет, — продолжал Казя Базя.

Через какое-то время все собрались в кубрике. Лариса и Валя, жена Беса, — она не дождалась его на обед, пришла за ним на судно — прибрались в кубрике, накрыли на стол.

Они это сделали так прекрасно, как это умеют делать только женщины, когда очень захотят; ни одной мелочи не упустили: и хренок, и редисочка, и салатик, и горчичка, и... и... и целый стол цветов.

— Ну что у нас за жены, — восхищался Джеламан, — жаль, Светки нету...

— Вова, ты еще здесь? — донесся голос Светланы из рубки. — Уже пять часов, нас ждут.

— А ну сюда, командирша! — заорал Казя Базя. — Первое место по флоту, годовой план и закрытие пятилетки отмечаем, а самой главной нету. Ну-ка на свое место, капитанша!

— Нас Шаталовы ждут на день рождения.

— Перебьются. — Казя Базя взял Светлану, как вазу с цветами, осторожно перенес с трапа и посадил на джеламановское место за столом. — Вот твое место.

— За дедом бы сгонять! — предложил Женя.

— А вот и сгоняй. Быстро!

— Они с Сергеевной уже на сейнере, — сказала Светлана, — удочки рассматривают...

— Гонять не надо. — В кубрик ввалился дед.

Боже ж ты мой! Идол! Идол современного типа... великий и величавый: в парадной тужурке с золотыми шевронами до самых локтей, на правой стороне мундира золотился значок механика первого разряда — якорь с винтом, знак высшей механической специальности на флоте, — в галстук, в самый узел его, была воткнута брильянтовая булавка-звездочка, наподобие маршальского отличительного знака. Валентина Сергеевна, жена его, тоже нарядная, держала в руках цветы. Много цветов. А дед извлекал из своих широченных карманов бутылки самого хорошего коньяка:

— Сегодня у нас самый большой праздник, какой мне приходилось встречать в жизни. Радио про нас только и трещит, а в колхозе уже разнеслось: за восьмую пятилетку командира к ордену Красного Знамени, Марковича и Казю Базю к орденам «Знак Почета», остальных к медалям правление посылает.

— Де-ед... — поморщился Джеламан. — Ай, дед...

— Он неисправим...

— Ну и кадры! — тихо улыбнулся Джеламан, усаживая Наташку на колени. Было видно, что он по-настоящему счастлив. Да и он ли один? — Ну и бесы!

Первый тост был, конечно, за первое место. Второй выпили молча, не чокались, и после с минуту молчали: второй тост у нас священный — за тех, кто в море.

Хорошо нам было. Женя предложил даже тост за то, что мы хорошие. Да и нельзя было не любоваться хоть кем: хоть дедом, хоть Бесом, хоть Женей... Сам же Джеламан, нянча Наташку, просто таял.

Дальнейшие разговоры переключились, конечно, на рыбу. Сколько раз мне приходилось бывать в рыбацких застольных компаниях, и всегда разговор был о рыбе, хоть к концу, но непременно перейдет на рыбу. И начал его сам Джеламан. Начал он с того, что стал ругать рыбацкую долю: «триста лет к морю не приближусь», «и видеть не хочу эти снюрреводы, эхолоты, эту проклятую треску...» Потом начал хвалить рыболовов, точнее, рыболовное увлечение, — гораздо позднее я понял, что начал он этот разговор в высшей степени дипломатично, так и надо было начинать этот разговор, — стал вспоминать, как они с отцом ходили на речку ловить удочками... Черт возьми! Да ведь отец-то у него погиб во время войны, когда ему всего полгода было, он ведь детдомовский. А так красиво он расписывал рыболовное увлечение!