Петр Семенов-Тян-Шанский - Путешествие в Тянь-Шань

Казахи племени дулат рода каскарау – проводники экспедиции П. П. Семенова. 1856 г. Рисунок художника П.Кошарова

Весь наш караван очень быстро вышел из аулов Бурамбая на близкий от них горный перевал Санташ через горный водораздел между илийским и иссык-кульским бассейнами.

Санташ очень мало возвышался над кочевьями Бурамбая и получил свое название от груды камней («Санташ» значит «тысяча камней»), наваленных на берегу небольшого озера.

Относительно этой груды камней сохранилось между каракиргизами следующее предание. Когда Тимур (Тамерлан) в последней четверти XV века предпринял свой первый поход из Самарканда мимо южного побережья озера Иссык-Куль в отдаленные восточные страны Азии, то он направился в нынешнюю китайскую Илийскую провинцию через самый удобный перевал из иссык-кульского бассейна в илийский, получивший имя Санташ только после Тамерланова похода по следующему обстоятельству Так как Тимур шел во главе несметного войска, то на перевале, ведущем в неподчиненные еще его владычеству страны, ему вздумалось сосчитать количество своих войск еще до начала военных действий. Для этой цели, проходя по прибрежью Иссык-Куля, он приказал каждому из своих воинов захватить с собой по одному камню. При переходе через перевал Тимур приказал своими воинам сложить захваченные камни в одну груду на берегу находившегося на перевале озера. Таким образом, число сложенных в груду камней представило полную численность войска, перешедшего через перевал. Когда же, после продолжительного похода, Тимур, победив всех своих врагов во множестве битв и завоевав обширные страны на востоке, возвращался в свою столицу тем же путем через Санташ, то он вздумал произвести новый счет своей победоносной армии и приказал каждому воину, возвращавшемуся через Санташ, захватить по одному камню из сложенной там груды. Груда эта чрезвычайно уменьшилась, но зато, когда она была пересчитана, то численность ее представила, с одной стороны, число погибших во время похода воинов, а с другой – осталась навсегда их памятником, сложенным в чуждой стране их собственными руками.

С Санташа, пройдя не более пяти верст, мы уже вышли в бассейн озера Иссык-Куль на вершину его западного притока реки Тюп. На берегу этой реки мне в этот день (9 июня) удалось найти совершенно новое сложноцветное растение из рода Tanacetum, описанное впоследствии ботаником, Ф. Гердером под названием Tanacetum semenovi.

Для того чтобы перейти с Тюпа в долину текущей параллельно с ним, но южнее его в Иссык-Куль и знакомой мне уже из поездки 1855 года реки Джаргалан, я перешел диагонально через широкую долину Тюпа и стал подниматься на разделяющий обе долины невысокий кряж Кызыл-кия, поросший в верхней своей часть, там, где он уже примыкал к Тянь-Шаню, пихтовым лесом.

С перевала открылся внезапно великолепный вид на передовую цепь Тянь-Шаня, к которой и принадлежали горы Кызыл-кия. Опустившись с подошвы этой горы в долину Джаргалана, выходящую здесь из теснин Тянь-Шаня, я увидел отсюда всю продольную долину Джаргалана и впадение в нее выходящей из тянь-шаньских теснин реки Тургень-ак-су и всю блестящую своими вечными снегами главную цепь небесного хребта (Тянь-Шаня), которую киргизы называли Мус-тагом (снежными горами).

Хотя продольная долина Джаргалана по своей высоте, мало уступающей высоте Санташа, находится уже в зоне хвойных лесов, но лесной растительности было здесь так мало, что здешняя флора имела совершенно характер флоры земледельческой зоны Заилийского края, на которой расположилось Верное и все русские поселения Заилийского подгорья.

Это и дало впоследствии возможность русской колонизации прочно водвориться в иссык-кульском бассейне и основать здесь, между прочим, на реке Каракол цветущее городское поселение, получившее впоследствии название Пржевальска от расположенной вблизи могилы Пржевальского.

Спустившись с Кызыл-кии в долину Джаргалана, мы начали встречать целые толпы богинцев, которые плелись пешком из сарыбагишского плена, так как они были брошены сарыбагишами, быстро очистившими завоеванные ими земли на Иссык-Куле перед нашим прибытием. Пленники плелись пешком голодные, исхудалые и полуодетые, так что мы должны были делиться с ними пищей, для того чтобы они не погибли с голоду.

К счастью, мы гнали с собой от Санташа целое стадо баранов, купленных мной у богинцев, и имели хорошие запасы курта (сыра), подаренного мне Бурамбаем.

На реке Тургень-ак-су, ниже выхода ее из горной теснины, мы остановились на полудневном привале среди кустов облепихи (Hippophae rhamnoides), черного барбариса (Berberis heteropoda) и тала (Salix). Снявшись с привала около часу пополудни, я, вместо того чтобы прямо направиться к Терскею, южному прибрежью Иссык-Куля, решился заехать на ночлег в живо интересовавшую меня местность, а именно в близкую от нас теснину самого Тянь-Шаня, в которой находился пользовавшийся громкой известностью между каракиргизами теплый целебный ключ Алма-Арасан и из которой выбивалась на Прииссыккульскую равнину горная речка Ак-су, приток Джаргалана.

По выходе с нашего бивака на Тургень-ак-су мы перешли три речки, носившие у каракиргизов название Джергес. Течение последней из них, широкой и быстрой, хотя мелководной, густо поросло прекрасными деревьями. Наконец, появилась и цель нашего путешествия – ущелье Ак-су Мы повернули к нему и поднялись на подгорную площадь, откуда уже хорошо был виден синий Иссык-Куль с его двумя заливами и мысом, их разделяющим. С этой подгорной площади мы и спустились в самое ущелье реки Ак-су. Дойдя до ущелья, мы следовали по нему верст пять по тропинке, проходившей по левому берегу реки высоко над ее быстрым, шумным и пенистым течением, оправдывавшим ее название Ак-су (белая вода). Крутые обрывы гор густо заросли отчасти еловым лесом, отчасти лесом из разных лиственных деревьев, между прочим, и яблонь, от которых и целебный ключ получил свое название – Алма-Арасан.

Полверсты не доходя Арасана появились обнажения крупнозернистого гранита, приподнимавшего пласты осадочных пород, а именно светло-серых известняков, которые представляли прекрасный профиль с простиранием от востока к западу и падением с севера на 29°. За полверсты до Арасана мы с тропинки, по которой с трудом пробирались высоко над шумной и пенистой рекой, начали спускаться по очень крутому и каменистому склону к самому Арасану.

Солнце уже скрылось за горами, когда мы к 7 часам вечера достигли знаменитого источника, около которого и расположились на ночлег. Вход к самому бассейну Арасана был заперт деревянными дверями, на которых я нашел еще уцелевшие тибетские надписи, подобные тем, которые мы видели на Тамгалы-таш на реке Или в тридцати верстах ниже Илийского пикета. Теплый ключ по выходе своем из-под земли был отделен в довольно просторный бассейн в 2 метра длиной, 1 метр шириной и 1 метр глубиной и обложен гранитом. Температура его оказалась в 40 °C. Запах источника серный, но отделения газов не видно и пузырьков нет. Выходу их препятствовало множество дресвы на дне Арасана, между которой не было видно места, где ключ выбивается из-под земли. Из бассейна Арасана тек ручей в несколько метров длиной, впадающий в реку Ак-су. Река эта быстро стремилась по ущелью через огромные камни, была очень пениста и местами падала водопадами. Температура ее в 7 часов вечера была 11 °C при внешней температуре воздуха в 15 °C. Гипсометрическое определение дало для нашего ночлега абсолютную высоту 1810 метров.