Джон Паттерсон - Людоеды из Цаво

Эти каменщики постоянно ссорились и дрались между собой. Я часто приходил в их лагерь, что утихомирить беспорядки и разделить индусов и магометан. Одна особенно серьёзная ссора имела довольно забавное продолжение. Однажды вечером, в сумерках я сидел у двери своей хижины и услышал громкий шум в лагере каменщиков, который находился всего в нескольких сотнях ярдов. Скоро прибежал джемадар и сказал, что все рабочие дерутся и убивают друг друга палками и камнями. Я тут же поторопился за ним и сумел восстановить порядок, но нашёл семерых тяжело раненых рабочих, которые лежали на земле. Я перенёс их в свою бому и положил на чарпои (туземные кровати). Брок отсутствовал, и я сам, как сумел, выполнил обязанности доктора, зашив рану одного и перевязав рану другого, и, в общем, сделал всё возможное. Был ещё один человек, который громко стонал, натянув на лицо ткань, как будто умирал. Убрав его покрывало, я увидел, что это был некий каменщик по имени Карим Букс, которого я хорошо знал как первого смутьяна среди рабочих. Я внимательно осмотрел его, но ничего не нашёл и решил, что он, наверное, получил внутреннее повреждение. Поэтому я сказал ему, что отправлю его в госпиталь в Вой (тридцать миль по железной дороге), и там о нём должным образом позаботятся. Затем его, мучительно стонущего, унесли в лагерь.

Как только я его отправил, пришёл главный джемадар и сообщил, что этот человек вовсе не был болен, и что, на самом деле, он был единственной причиной волнений. Он знал, что я его накажу, если выясню, что он был зачинщиком беспорядков, и сейчас он притворялся, что тяжело ранен, чтобы избежать наказания. Услышав об этом, я распорядился не отвозить его в Вой с остальными в специальном поезде, и больше я о нём не слышал. Ночью, в одиннадцать часов меня позвали и попросили прийти в лагерь каменщиков, чтобы посмотреть на человека, который, кажется, умирал. Я тут же натянул сапоги, хлебнул немного бренди и побежал в лагерь, где, к своему удивлению, обнаружил, что на пороге смерти был мой знакомец Карим Букс. Я был совершенно уверен, что он хитрил. Но когда он попросил даву (лекарства), я серьёзно сказал, что утром дам ему очень хорошую даву.

На следующий день, в полдень – это был мой обычный час для суда над злодеями – я потребовал привести Карима Букса. Мне сказали, что он слишком плох и не может ходить. Я приказал принести его в мою бому, и через несколько мгновений он явился на чарпое, который на своих плечах несли четверо кули. Мне было понятно, что эти кули хорошо знают, что он всего лишь симулянт. Неподалёку слонялись множество его друзей, которые без сомнения, предвкушали увидеть, как обманывают сахиба. Когда кровать положили на землю рядом со мной, я убрал одеяло и внимательно осмотрел Карима Букса, выяснив, что у него нет лихорадки. Он притворялся безнадёжно больным и снова попросил даву. Окончательно убедившись, что джемадар прав и что это сплошное будмаши (коварство), я сказал, что собираюсь дать ему очень эффективную даву. Я с головой накрыл его одеялом и взял с плотницкого верстака, стоявшего рядом, пригоршню опилок. Я положил опилки под кровать и зажёг их. Когда симулянт почувствовал жар, он выглянул из-под одеяла. Увидев вокруг себя дым и пламя, он отбросил одеяло, спрыгнул с кровати, восклицая: «Бейман шайтан!» («Дьявол неверующий!»), – и, как олень, понёсся к выходу из моей бомы. Прежде, чем ему удалось сбежать, сикх-сипай напоследок пару раз ударил его по плечам крепкой палкой. Его сконфуженные товарищи склонились передо мной с криками: «Шабаш, сахиб» («Отличная работа, сэр»). Больше у меня не было проблем с Каримом Буксом. В тот же день он пришёл и, сложив ладони, умолял о прощении, которое я с готовностью даровал, поскольку он был умелый работник.

Через несколько дней, утром я возвращался домой после того, как всю ночь провёл на дереве, высматривая людоедов. Без предупреждения придя на каменоломню, я с удивлением обнаружил, что там царит безмолвие. Мои мошенники-рабочие беззаботно валялись в тени деревьев – кто-то спал, кто-то играл в карты. Я немного понаблюдал за ними, а потом решил напугать их, выстрелив в воздух из винтовки. После выстрела сцена изменилась, как по волшебству. Каждый человек занялся своей работой. Там, где мгновение назад стояла тишина, теперь весело и энергично звучали молот и долото. Они, конечно, думали, что я далеко и не вижу их. Но к их ужасу, я закричал, что слишком поздно, потому что я всё видел. Я наложил на всех крупный штраф, в том числе на униженного мастера, который показал себя крайне непригодным для такой должности. Я последовал к своей хижине, но едва дошёл до неё, как до меня доковыляли два мерзавца, согнувшись почти вдвое и призывая небо в свидетели, что я выстрелил им в спину. Чтобы придать правдоподобия своему малоубедительному рассказу, они уговорили своего товарища проделать в спинах раны, похожие на пулевые отверстия, и эти раны обильно кровоточили. К несчастью для них, я нёс с собой винтовку, а не ружьё, и ещё они забыли проделать дыры в одежде. Поэтому всё, чего они добились своей искусно сотканной ложью, – это насмешки товарищей и очень большой штраф.

После этого каменщики поняли, что я буду требовать от каждого человека честной ежедневной работы и не позволю никому мешать. Тогда они решили, что лучше всего тихо устранить меня. Однажды ночью они собрались, поклялись хранить тайну и после долгих споров договорились убить меня, когда на следующий день я опять приду на каменоломню. Они хотели бросить моё тело в джунгли, где его, конечно, съели бы дикие животные, а потом сказать, что меня убил лев. Все присутствующие на собрании согласились с этим весёленьким предложением и в знак его выполнения поставили отпечаток пальца на листе бумаги. Однако через час после собрания один из заговорщиков пробрался в мой лагерь, разбудил меня и предупредил о заговоре. Я поблагодарил его за информацию, но всё равно решил пойти утром на каменоломню. Я не верил, что при нынешнем состоянии дел рабочие способные осуществить такой дьявольский план. Скорее, я был склонен думать, что мой осведомитель был отправлен для того, чтобы напугать меня.

Поэтому следующим утром (6 сентября) я пошёл вдоль железнодорожной ветки к уединённой каменоломне. Когда я достиг поворота, из кустов выбрался мой главный каменщик Хира Сингх, очень хороший человек, и предупредил, чтобы я дальше не ходил. На вопрос о причинах он ответил, что боится говорить. Он добавил, что вместе с другими двенадцати каменщиками он сегодня не пошёл на работу в каменоломню, потому что испугался неприятностей. Тут я подумал, что в ночном рассказе что-то было. Но я, смеясь, уверил каменщика, что никаких неприятностей не будет, и продолжил путь. Когда я появился в каменоломне, всё казалось совершенно мирно, и все рабочие занимались делом. Но через пару секунд я заметил, что на меня косо оглядываются, и почувствовал, что в воздухе тревогу. Когда я подошёл к первой группе рабочих, джемадар – злодей, который не мог скрыть своего коварства – сообщил, что люди, которые работают дальше в овраге, отказались выполнить его приказы. Он спросил, не могу ли я сходить туда и разобраться. Я понял, что это был способ заманить меня в узкую часть оврага, откуда, зажатый с двух сторон, я бы не мог сбежать. Всё же я подумал, что, несмотря на последствия, надо пройти через это испытание, и вместе с джемадаром пошёл вглубь ущелья. Когда мы достигли следующей группы, он указал на двух рабочих, которые якобы отказались его слушаться. Наверное, он считал, что я уже не покину это место живым, поэтому указал на первых попавшихся. Я, как обычно в таких случаях, записал их имена в блокнот, и собирался возвращаться. Тут все рабочие, которых было около шестидесяти, во весь голос издали яростный вопль. Таким же криком им ответила та группа, от которой я шёл, а в ней было около ста человек. Обе группы рабочих, неся ломы и размахивая тяжёлыми молотами, приблизились ко мне в узкой части оврага. Я ещё ждал их действий, когда один человек бросился на меня. Он сжал мои запястья и закричал, что собирается «повеситься и застрелиться ради меня». Это звучало нелепо, но он выразился именно так. Я легко освободился и отбросил его, но к этому времени я уже был окружён со всех сторон. Вокруг я видел только злобные лица, на которых читалось желание убить. Один из этих здоровяков, боясь сделать первый удар, толкнул в меня стоящего перед ним человека. Если бы этот человек сбил меня с ног, то, уверен, я бы никогда больше не поднялся. Но я быстро отступил в сторону, и человек, собиравшийся меня ударить, сам жестоко ударился о камень и упал.