Роман Светлов - Бали: шесть соток в раю

Во время прошлой поездки я был настолько вдохновлен этими картинами, что добился встречи с главным смотрителем (точнее — директором) галереи и попытался уговорить его продать творения Распаленного Слона. В ответ получил вежливый, но твердый отказ. Хозяин галереи ценит эти картины и не желает, чтобы они покидали пределы острова.

Сегодня у меня был аргумент в пользу продажи! Постояв перед триптихом в прострации минут десять, я побежал искать служителей. Один из них, удивленный переполохом, возникшим в пустынной галерее перед концом рабочего дня, попытался вызвать охрану. Но мне удалось убедить его, что я не злоумышленник, а почти что его соотечественник. Стоит мне завтра поставить подписи под бумагами…

— Слушаю вас, господин Иванов. — Главный смотритель узнал меня даже без карточки, которую я ему вручил. — Вы и в прошлый раз были очень эмоциональны…

— Тогда вы меня похвалили, сказав, что мое внимание остановилось на редком мастере.

Главный смотритель — высокий, сухопарый индонезиец в строгом черном костюме — внимательно посмотрел на меня, словно оценивая количество употребленного мною алкоголя.

— Готов повторить эту фразу и сейчас. К сожалению, в нашей коллекции работ этого мастера не прибавилось.

— В прошлый раз вы отказались даже назвать мне цену!

— Какой смысл в обсуждении цены? — улыбнулся смотритель. — Наш хозяин полагает, что «Тримурти» господина Гаджа Мада достояние Бали. Изображение богов охраняет остров, и нашу галерею в том числе.

— Но ведь вы иногда перемещаете картины из галереи в помещения, где их можно купить?

— Только не этот триптих.

— Хорошо, — вздохнул я. — Открываю вам страшную тайну. Я покупаю землю на Бали. Я вкладываю сюда свои русские капиталы — не занятые в долг в банке, а настоящие, живые деньги. Я буду выращивать рис. Старинный балийский сорт риса, которого становится все меньше и меньше. Я хочу построить дом и, быть может, найти себе жену на Бали. И я хочу, чтобы эти полотна украшали стены моего дома. Они не покинут остров.

— Очень интересно, господин Иванов. — Взгляд главного хранителя оставался столь же невозмутимым. — Но, повторяю, продажа этих полотен не входит в планы нашего хозяина.

— Планы меняются, — не сдавался я. — В России немало людей, которые интересуются живописью. Я мог бы организовать рекламу вашей галереи.

— Русские достаточно часто покупают наши картины…

— Но ведь это случайные покупатели, не правда ли? Туристы, которых завозят сюда гиды в расчете на получение процента с продажи. Неужели художественная галерея должна полагаться на подобные непрогнозируемые заработки?

— Это один из видов заработка…

— Догадываюсь. Имею представление и о других видах, можете мне не рассказывать. Но чем помешает реклама, например, в русской Сети, совершенно бесплатная для вас?

Идея родилась в моей голове спонтанно: что запрещает мне продвигать в России не только этнопродукты, но и этнокартины?

— Уважаемый господин Иванов, подобные разговоры ведутся не в выставочном зале. И не со смотрителем, даже главным.

— Ваш хозяин в галерее?

— Нет, к сожалению: он в Джакарте.

— Тогда поступим вот как. Запишите имя человека, который предоставит вашему хозяину — когда он вернется — исчерпывающие данные обо мне.

Я продиктовал адрес и телефон Гунтура Харимурти. Если завтра мы поставим нужные подписи на нужных бумагах, юрист скажет хозяину галереи все, что необходимо. Поразмыслив, я прибавил название отеля, в котором жил.

— Не потеряйте мою визитку и не забудьте о русском по фамилии Иванов! Имейте в виду, через несколько дней я к вам приеду!

Я еще раз взглянул на «Тримурти» и поспешил к выходу.

Спиртное уже давно выветрилось из моей головы, так что я разговаривал со смотрителем галереи, пребывая во вполне здравом уме. И проникся уверенностью, что он расскажет обо мне своему хозяину — хотя бы как о забавном приключении.

Уртака занимала красивое двухэтажное здание, стоявшее в стороне от других построек восточной окраины Убуда. Ее хозяин явно не хотел смешиваться со стандартной местной застройкой. Но стоило нам отъехать в сторону, как дорогу со всех сторон обступили невысокие балийские домики. Солнце клонилось к закату, и Спартак решил побыстрее доставить меня в гостиницу.

— На центральных улицах Убуда сейчас много машин. Если не возражаете, господин Иванов, я объеду город по окраинам.

— Ты — капитан нашего корабля! — оптимистично ответил я.

Как выяснилось, мой оптимизм был излишен, а надежды Спартака на свободу окраинных улиц — преувеличенны. Уже через несколько минут дорогу нам преградила процессия нарядно одетых людей, посреди которой шел оркестр-гамелан. Я думал, что Спартак сдаст назад, чтобы объехать затор по параллельной улице, но он свернул к обочине, заглушил мотор и открыл дверь.

— Господин Иванов, нам придется немного задержаться.

— Что случилось?

Когда я вышел на улицу, из-за поворота появилось странное сооружение, которое несли на своих плечах не менее дюжины голых по пояс мужчин. Это был белый бык, сделанный из дерева и богато расшитых тканей. Он стоял на помосте, а сверху его укрывал высокий семислойный балдахин, повторяющий башенки в местных храмах. Бычьи рога были покрыты позолотой, такой же золотой была и кисточка хвоста. Помост украшали цветочные гирлянды и красочно расшитые полотенца, напоминающие западно-украинские рушники. На полотняных «крышах» балдахина местные умельцы изобразили героев «Рамаяны», баронгов и летучих собак. Самые верхние были отмечены рисунками созвездий, а навершие — стилизованным изображением солнца с восемью лучами.

Прямо перед нами люди, несшие помост, остановились. Пританцовывавший перед ними полуголый брахман с бело-золотым шнуром, переброшенным через плечо, что-то закричал, размахивая вокруг себя уже знакомым мне кропилом. Несколько мгновений сооружение качалось, а затем носильщики начали поворачивать его по часовой стрелке: раз, другой, третий. После чего слаженно двинулись дальше.

— Что это такое? — спросил я у Спартака.

— Похороны. У какого-то из здешних баньяров торжественный день. Они разрешают душе умершего покинуть его останки, чтобы вернуться на землю для следующей жизни.

О балийских похоронах я читал и слышал много, но присутствовать на похоронной процессии мне еще не доводилось. Всем видам заботы об умершем балийцы предпочитают огонь. Огонь — божественная сила, позволяющая материальным элементам, из которых сложено тело, распасться и вернуться к матушке-природе. Только после этого душа освобождается и направляется к месту, где ее уже ждет новое рождение.

Единственное условие для кремации — все должно быть красиво. Иначе добрые духи не поймут и не помогут совершить душе умершего небесное путешествие. А злые духи, наоборот, подложат свинью, лишив покойного заслуженной им доброй кармы. Поэтому, пока денег на кремацию нет, умерший остается на временном кладбище, в земле. Лишь когда баньяр собирает необходимые средства для похорон, создается помост с башней, сооружают белого или черного быка — главное перевозочное средство для перехода в мир иной, собирают родственников — близких и дальних, соседей, выкапывают труп, окружают его магическими знаками и церемониями и весело отправляют в последний путь.