Пётр Кантропов - Синяя трава

А ещё снег позволил оценить количество местного зверья по следам. Те же следы показали заячьи тропы, что резко повысило эффективность использования ловушек на базе удавок из конопляных шнуров. Охотникам удалось добыть несколько мелких хищников, которых следовало истребить в округе полностью, чтобы появилась надежда на выживание домашней птицы. Волков тоже били без всякой жалости, но те старались держаться от людей на безопасном расстоянии.

– Почему бы нам просто не вытравить всех мелких хищников к чертям? – спросил Буданов. – Заодно прорепетируем действия с оружием массового поражения.

– Нам нельзя всех травить. Нам нужно, чтобы лисы остались и ловили грызунов.

Мокрый снег и грязь послужили хорошим стимулом к развитию обувного дела. Подошва у обуви стала толще. Кожи не хватало, поэтому чаще всего использовали дерево. Были попытки использовать на подошву пластик и даже опилки, в которые подмешивали нагретую сосновую смолу. Такая подошва действительно не протекала, к смоле липло всё подряд. Пока наибольшей популярностью пользовалась подошва из мешка бычьей кожи, набитого теми опилками со смолой. Более сложная конструкция подошвы имела верёвочный каркас, сетку из которого и забивали опилками. Сама верёвка так же пропитывалась смолой. Такое усовершенствование позволяло предотвратить смятие ногой, так как основную нагрузку принимала на себя верёвочная сетка.

Такая погода хорошо заполнила медицинский барак, большую часть обитателей которого теперь составляли участники последней большой охоты. Рокотова это обстоятельство сильно беспокоило, а Николай Хоменко был просто в бешенстве, ведь больные люди работать не могли.

– Что делать-то станем, если опять стадо подвернётся? – пристали они к экспертам, за которых почитали якутов и, отчасти, нивхов. – Сейчас холоднее – кто-то вообще может воспаление лёгких получить.

– Нужна яранга с печкой – тогда никто не замёрзнет, – задумчиво пробормотал Тускул и, взглянув на напрягшегося Хоменко, быстро добавил: – Да знаю, знаю я, что шкур нет. Можно обойтись палатками, пока дожди идут. Чуть позже и просто у костра на лапнике не замёрзнут. Ну, градусов до десяти точно не замёрзнут.

– Это ты не замёрзнешь, – буркнул автомеханик. – А у нас тут и негры есть. Те в такую погоду легко обморозиться сумеют. Да и белые французы не лучше – некоторые из них искренне считают, что зима уже наступила. Кого из двух оставшихся белых французов Хоменко счёл некоторыми осталось невыясненным.

– Можно шатры из парусины использовать. От ветра они спасут, а если костерок развести, то и в тепле спать можно будет. Одежду обсушить можно, опять же, – внёс предложение Айаал.

– А ведь ты прав, – согласился с якутом Рокотов. – Верёвок нам пока хватает, сети плетутся, так что пора бы тёткам перейти к тканям. Собравшиеся заинтересованно рассматривали автомеханика, который нахмурившись о чём-то думал. Или просто изображал задумчивость, не зная, что сказать.

– Ну, разродись уже чем ни будь, Коля, – не выдержал, наконец, Пётр Алтуфьев, который, будучи сильно поломан, мог работать лишь языком и, отчасти, головой. – Можем верёвки пока отложить?

– Ладно, – махнул рукой Хоменко. – Но первым делом нужны шатры и палатки.

Хитом лёгкой промышленности стали варежки, как меховые, заячьи, так и вязаные из конопляной нити. Они теперь были у всех поселенцев. Конопляные рукавицы чаще всего использовались как рабочие, при необходимости одеваемые поверх меховых. С шапками проблему снять не удалось в связи с отсутствием меха в должном количестве. Зато меховые мокасины сделали всем. Шуб собственных не было ни у кого, но эти изделия включали в себя капюшон, позволяющий обойтись без шапки. Некоторое неудобство представляли верёвочки, которыми приходилось пользоваться, чтобы подогнать общественную одёжку под себя. Ни какого подклада у одежды пока не предусматривалось. Ну, а откуда ему было взяться, если производство ткани пока что совершенно не поощрялось?

Ситуация с ткацким производством злила женщин, а Хоменко считался чуть ли не врагом народа. Забавно, но претензии дамы предъявляли не самому автомеханику, а его подруге, которая, в общем-то, вполне разделяла всеобщее негодование. Вот только сама она высказать недовольство уже никому не могла. И в самом деле, ну не на жениха же наезжать?

Сообщение о том, что нужны шатры и палатки было воспринято на ура, пока ткачихи не поняли всю глубину коварства бизнесмена. На переработку поступала по-прежнему лишь мужская часть собранных растений конопли, а из такого сырья можно сделать только очень грубую ткань. Николай Семёнович, однако, всеобщую ненависть стойко переносил, и даже подтвердил, что хорошего для одежды сырья не будет, пока не появится достаточного количества шатров и палаток.

Тяжко вздыхая, Хоменко с Путтером надрывались над жестью две недели, имея ещё и по два помощника. Бригаде поручено было сделать два алюминиевых бёрдышка для ткацких станков. Предполагалось получать ткать шириной в сто двадцать сантиметров. Трудиться механики взялись лишь после того, как Лев Сикорский за два дня сделал деревянный образец, который уже вовсю дамами использовался.

– Ох, похоже, использование металла на текущем технологическом уровне было ошибкой, – выдохнул Ицхак, утирая пот со лба. Он уже разделся до пояса, и все его туловище блестело даже при тусклом освещении, присутствовавшем в бараке.

– Да, вытачивать отверстия камнями – это работа на большого любителя, – ровным голосом ответил Николай, продолжая сосредоточенно ковырять кусок алюминия.

Сколько бы на нем не лежало работы, он никогда не доводил себя до перенапряжения, чтобы аккуратность не страдала. Хотя он получал от процесса больше удовольствия, чем от результата, делать то же самое второй раз желания не было, да и металл испортить нельзя. Человеко-часы хоть и ценный ресурс, но восполняемый, а про металл пока того же самого сказать было нельзя.

Ещё несколько человек делали бёрда вдвое меньшего размера, но эти умельцы использовали пластмассу. Они же изготавливали челноки, представлявшие из себя узкие пластины с вмятинами по узким сторонам.

Станок для широкой ткани представлял собой раму шестиметровой длинны, а вот узкие станки делались двухметровыми. В палки узких концов рамы набили деревянных гвоздей. Каждая нить основы привязывалась к гвоздю и продевалась в бёрдо. Второй коней нити так же привязывался к гвоздю, но уже на противоположной стороне станка. Примитивная конструкция предполагала фиксированную длину ткани. Более сложными агрегатами решили пока не заниматься. На одну лишь заправку широкого станка у двух человек уходило несколько часов. Ткали на широком станке тоже вдвоём, а на узком справлялся один человек.