Грэм Биллинг - Один в Антарктике

Не в силах разлепить веки, спрятанные под очками-консервами, Форбэш вытянул руки по швам, спрятал обросший волосами подбородок в анорак и надвинул на глаза шерстяную шапку. Он чуть было не уснул снова. «Вот проклятие. Мерещится всякая чертовщина. Незачем было вести круглосуточное наблюдение. Надо спать». Он покачнулся. Молчание.

— Гм-гм... Мистер Форбэш, как вы полагаете, нельзя ли заглянуть в вашу хижину?

Форбэш недоверчиво раскрыл глаза. Шесть человек... Эл Уайзер, еще один в оранжевом и с ними шестеро в одинаковых американских теплых тяжелых комбинезонах. Все на одно лицо, они стояли, расставя ноги, с длинными обезьяньими руками, фотоаппаратами на шее. Кулаки их были засунуты в толстенные рукавицы, связанные тесемкой; меховые капюшоны их были бесстрашно откинуты за плечи. Они смахивали на силуэты из диаграммы роста населения, поэтому Форбэш стал искать в конце строки половинку человека и весьма удивился, не обнаружив ее.

— Привет это наверно Дик Форбэш. — Один из людей-обезьян шагнул вперед и протянул свою обезьянью лапу. — Надеюсь вы извините нас за это вторжение в ваши владения. Я Джон Смит Крэнфорд-младший лейтенант службы информации со станции Мак-Мёрдо и я прихватил с собой этих людей, чтобы взглянуть на крошек-пингвинов и еще нам хотелось бы посмотреть вашу хижину, вы наверно хорошо устроились мистер Форбэш не возражаете если мы пройдемся господа это мистер Дик Форбэш мистер Форбэш я бы хотел представить вам Ивена Дженкинса из «Гаррисберг Инкуайрер» мистер Форбэш Дэвид Голдуэйт из «Сан-Франциско пост» и «Стар» мистер Форбэш судья Коксфут из графства Натан штат Массачусетс мистер Форбэш Ачария Прабхавананда из «Джорнэл оф Индия» мистер Форбэш Джо Слюнтейн из «Оушнвилль Ситизен-джорнэл» мистер Форбэш...

— Мы уже знакомы, — скромно заметил Джо Слюнтейн и пожал его подрагивающую руку своей пухлой, мягкой ручкой.

— Пожалуй Дик вы-то нам и покажете свое старое славное жилище...

— О мистер Форбэш мы были б так рады так рады, — вмешался Джо Слюнтейн, и Форбэш почувствовал, что на губах его застыла приветственная улыбка, а шея занемела от бесчисленных поклонов.

— Заходите, господа, заходите. Жилище не слишком просторное, но я тут один. — Форбэшу хотелось вместо этого освистать всю шатию и смыться. Спокойно, Форбэш, спокойно. Боже, полифоническая музыкальная машина «Пингвин-мажор»... да и посуда грязная...

Он вошел первым. Его посетители, наслушавшись рассказов о том, что в Антарктике нужно идти след в след за проводником, а не то собьешься с пути и упадешь в трещину, молча шли цепочкой за Форбэшем, осторожно ступая по сугробам перед хижиной.

Он показал гостям печку Шеклтона («А здорово мистер Форбэш так и чувствуешь запах подгорающего тюленьего жира»), кровать Шеклтона («Подумать только сколько долгих часов провел здесь в одиночестве этот великий человек мистер Форбэш как тут интересно»), сани Шеклтона («Я поистине восхищаюсь англичанами мистер Форбэш они и вправду были великими людьми мистер Форбэш подумать только что они вынесли...»), дырки в старых грязных носках Шеклтона («Видно пришлось ему тут мистер Форбэш походить по снегу немало»), шеклтоновские бутылки с соусом и жестянки со сливовым пудингом. («Подумать только у них в те времена были тут даже маринованные грибы тут голодным не останешься мистер Форбэш даже хрен есть».)

— А для чего все эти бутылки и колбы, мистер Форбэш?

— Грустная история, — пробормотал Форбэш.

— Расскажите же, расскажите! — почти визжал Джо Слюнтейн. Глаза его блестели, как две изюминки.

— Трагическая страница полярной истории, — произнес растроганно Форбэш, испытывая чувство вины.

Ачария Прабхавананда осторожно шагнул вперед, выглядывая из-под мехового капюшона, и почтительно протянул смуглую руку к банке заплесневелых маринованных огурцов.

— Что-что-что? Что он там говорит? — спросил пожилой судья Коксфут, подшаркав поближе, а Ивен Дженкинс поднял непроходимые брови.

— Это... это... друзья мои, последнее трагическое предприятие славного капитана Скотта и его великого друга доктора Уилсона, — Форбэш глубоко вздохнул от смущения, которое было принято слушателями за глубокое волнение. — Прежде чем отправиться в свое последнее путешествие, два этих великих исследователя работали над созданием бутылочного ксилофона.

— Бутылочного ксилофона?

— Ну да, бутылочного. Музыка была для них единственной отрадой.

— Вы хотите сказать... эти старые склянки и иные вещи... должны были превратиться в бутылочный ксилофон?

— Совершенно верно. Эта трогательная коллекция старой посуды должна была превратиться в первый в Антарктике туземный музыкальный инструмент. У них были большие планы...

— Мне кажется, это самая грустная история, какую я только слышал, — сказал Джо Слюнтейн.

— Очень грустная, — подтвердил Форбэш, — Они погибли, не успев закончить начатое дело.

— Мне казалось, их хижина была на мысе Эванс, — вмешался Ивэн Дженкинс.

— О... э-э-э... они переехали... для работы им нужно было спокойное место. Вы же сами понимаете, мистер Дженкинс, как хорошо работать в таких условиях. Я хочу сказать, досюда совсем недалеко. И потом, была весна, они могли пройти по припаю. В общем, они хотели сделать сюрприз своим спутникам...

— Мне кажется, это самая грустная история, какую я только слышал, — повторил Джо Слюнтейн.

— Да... А теперь, господа, не распишетесь ли вы в книге посетителей? Она здесь, на плите. Я уверен, что ваш пилот, мистер Уайзер, не хочет, чтобы ваш вертолет застыл, и потом, снаружи тоже есть кое-что, достойное вашего внимания. Собачья конура, стойла, обломки старого автомобиля, сиденье от унитаза, оно еще сохранилось. Минутку, у меня где-то был огрызок карандаша. Ах, вот он, нам нужны подписи вас всех; разумеется, вы хотели бы расписаться первым, судья, не так ли. Да и погода, похоже, скоро испортится... по-моему.

Никто не сдвинулся с места. Пялят на меня глаза, и только, подумал Форбэш. Что у меня не в порядке?

— Что ж, пошли, Крэнфорд. Где же эта книга посетителей? — проговорил судья и, шаркая ногами, двинулся к плите.

— Это самый замечательный день в моей жизни, — признался Форбэшу Джо Слюнтейн, когда все собрались вокруг плиты. — Самый. Вы знаете, я мечтал попасть сюда, когда мне было всего девять лет. Каких-то девять лет! Я прочитал все книги об Антарктике. Все-все. Но все равно они не передают подлинную атмосферу здешних мест. Книгам это просто не под силу. Я хочу сказать, таких вот трогательных историй, вроде той, какую вы нам только что рассказали, там не найдешь. Знаете, мистер Форбэш, мне бы хотелось пожить тут у вас. Ей-богу, это было бы самое крупное событие в моей жизни, но с меня хватит, пожалуй, даже и того, что я с вами познакомился, и когда вернусь домой, я всем расскажу о вашей работе, как вы тут живете в историческом доме и все свое время отдаете пингвинам. По-моему, это здорово. Нет, в самом деле.