Стефан Кларк - Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами

Однако стоило мне перейти дорогу и откашляться от выхлопных газов, я словно очутился на иной планете. Тихие зеленые улочки… Вместо привычных парижских шестиэтажных домов — огромные особняки, окруженные садами…

Пройдя чуть меньше трехсот метров, я подошел к широкой, роскошно застроенной авеню. Не все дома отличались удачной архитектурой — встречались и безвкусные варианты в стиле семидесятых, с длинными цветными балконными перилами. Но попадались и очень элегантные особняки, напоминавшие о позапрошлом веке. Глядя на них, рисовался образ короля Эдуарда VII, пожелавшего приобрести землю под поместье неподалеку от ипподрома Лонгшамп для воскресной прогулки на лошадях.

Да… Чтобы располагать средствами на такое жилье, надо продать несколько триллионов чашек чая. Но, судя по всему, и бургеры шли неплохо…

А вот и дом Жан-Мари.

Его особняк являл собой полную противоположность тому, что я осматривал с агентом. Штукатурка нигде не отходит, древесина не гниет. Возможно даже, что сейчас здание было в лучшем состоянии, чем в день окончания строительства. Глядя на кремовые стены, казалось, что консьержка, начищая их каждый день, не жалеет ни воды, ни ткани собственного передника.

Окна выходили на Булонский лес, восхитительный парк, раскинувшийся на сотни гектаров, в котором джентльмены совершают конные прогулки, а бразильцы зарабатывают деньги на операцию по смене пола. Наверное, этот район считается одним из самых элитных во всем Париже.

Двери гостеприимно открывались для тех, кто владел шестизначным кодом. Набрав его, я оказался в холле, где мраморный пол был устлан коврами, стены поражали безупречной белизной, а потолок был украшен изящной лепниной. В воздухе витал запах роскоши и чистящих средств для полировки всего этого великолепия.

В вестибюле была еще одна стеклянная дверь, возле которой висел домофон. Всего десять имен на табличке — могу себе представить размеры апартаментов каждого из этих счастливчиков. Разве что некоторые из проживающих были настолько известны, что предпочли хотя бы здесь не афишировать свои имена.

Я нажал на кнопку звонка и, глядя в видеокамеру, сообщил о своем приходе.

— Montez, c’est au cinquième , [93] Поднимайтесь, это пятый этаж. — прозвучал приятный женский голос. Судя по всему, это была мадам.

Наружная дверь лифта напоминала массивные металлические ворота, а внутренняя, из лакированного орехового дерева, была украшена витражом. Лифт медленно и со скрипом полз вверх, прямо в сердце здания. На минуту мне показалось, что я совершаю экскурсию по антикварному магазину, декорированному в стиле Людовика XV.

Наверху меня уже ждал Жан-Мари, расплывшийся в широкой приветственной улыбке.

— Входи, входи! А, да ты еще и с цветами, моя жена будет в восторге! — Он указал на малюсенький букет, что я купил за баснословную сумму в ближайшем от гостиницы флористическом магазинчике. Надежда была на одно — должно быть, в композиции не обошлось без редкостных, особо ценных видов.

Жан-Мари проводил меня в гостиную, размером не меньше чем футбольное поле. Множество антикварных вещиц в интерьере удачно сочетались со сдержанным стилем модерн, также присутствующим в оформлении. Наряду с украшенными вышивкой креслами с позолоченными подлокотниками здесь был диван, обтянутый черной кожей. Украшавшая стену картина с изображением коровы, написанная масляными красками, отлично сочеталась с гравюрой в серых тонах с каким-то абстрактным рисунком.

В центре гостиной стояла женщина. Ее облик, олицетворявший собой шик и роскошь, служил венцом всему ранее увиденному. Белокурые, средней длины волосы, жемчуг невообразимых размеров в ушах и на шее… Кардиган из последней коллекции Dior накинут поверх безупречно скромного платья из льна, подчеркивающего фигуру, выточенную лучшим пластическим хирургом Европы…

Она подошла ко мне чуть ближе и протянула руку жестом, без сомнения предписанным правилами Французской Академии. После короткого пожатия руки (здесь даже больше подходит глагол «стиснуть») она сказала «enchantée» [94] Enchantée — очень приятно. и приняла мой мини-букет, практически ничем не выдав мыслей о том, что этот цветочный карлик не особо потрясает воображение.

Затем она пригласила меня присесть на диван, пока сама отлучится за вазой, а мужу велела немедленно предложить гостю аперитив.

За внешней обворожительной любезностью этой леди чувствовалась бескомпромиссность, вооружившись которой она в любой момент кинется защищать собственное реноме с бейсбольной битой от Lui Vuitton.

Хозяйка вернулась с фарфоровой вещичкой в стиле арт-деко, которая на Портобелло-роуд ушла бы по стоимости автомобиля, и с парочкой ребят, которые, очевидно, приходились ей детьми.

Парень был студентом: босые ноги, потертые джинсы; дороговизну балахонистой футболки выдавал логотип; длина волос уже почти тянула на дреды. Юноша, представленный Жан-Мари как Бенуа, поприветствовал меня вялым рукопожатием.

Девушка по имени Элоди оказалась более интересной. Она походила на мать цветом волос, но биты в ее арсенале, скорее всего, не было. Судя по выбору одежды, дочка частенько обращалась к маме за кредиткой, но не за советами по составлению гардероба в классическом стиле. Фигурку Элоди облепили тряпочки с дизайнерскими лейблами, из-под которых затейливо выглядывало нижнее белье: кружевные лямочки черного бюстика и, как я заметил позже, с гордостью выставленные напоказ стринги. Она являла собой именно тот тип женщины, от которых Крис, мой друг, всегда меня предостерегал. Ням! Элоди с таким порывом сжала мою протянутую руку, что та чуть не онемела.

— Элоди учится в Эшерсэй, — объявил Жан-Мари.

«Наверное, какой-нибудь скромный университет в английской глубинке», — подумал я. Когда присутствующие с недоумением отметили, что я несильно впечатлен, мне объяснили, что это Высшая коммерческая школа, самая дорогая во Франции. При этих словах я продемонстрировал ожидаемую реакцию и с восхищением посмотрел на девчонку, за что и был вознагражден довольной улыбкой.

— А Бенуа изучает медицину, — сказал Жан-Мари таким голосом, будто зачитывал приговор.

— Нет, папа. — Усмехнувшись, Бенуа сообщил отцу, что сменил факультет на биологический.

— Биологический!

Это заявление несколько удивило главу семейства, и, пока мы не спеша наслаждались шампанским и птифурами, семейная ссора набирала обороты. Поводом послужил вопрос: когда же их сын (которому предположительно было около двадцати пяти) определится окончательно? Чем он хочет заниматься в этой жизн? Время от времени Жан-Мари переключался на английский и спрашивал меня что-то вроде: «А чем ты занимался в двадцать пять?» — после чего снова пускался в наставление своего отпрыска.