Жюль Верн - Возвращение на родину

Дюмурье увидел эту опасность. Он послал Штенгеля с шестнадцатью батальонами отбросить Клерфайта, а Шазо — занять раньше пруссаков Жизокур. Но Шазо прибыл слишком поздно. Позиция была уже взята, а Келлерман был вынужден обороняться в Вальми от артиллерии, которая обстреливала его со всех сторон. Один ящик со снарядами взорвался у самой мельницы. Произошло минутное смятение. Мы с господином Жаном как раз находились тут вместе с французской пехотой и только чудом уцелели.

Именно в этот момент подоспел со своим резервом артиллерии герцог де Шартр, он сумел успешно ответить на орудийный огонь с Лунных холмов и Жизокур а.

Схватка тем временем становилась все более жаркой. Пруссаки, построившись в три колонны, пошли на приступ мельницы Вальми с целью вытеснить нас оттуда и сбросить в болото.

Я до сих пор еще так и вижу и слышу Келлермана. Он приказал подпустить неприятеля до самого гребня холма и только тогда броситься на него сверху. Вот все приготовились, ждут. Остается лишь протрубить сигнал атаки.

И тут, выбрав удачный момент, Келлерман бросает клич:

— Да здравствует нация!

— Да здравствует нация! — отвечаем мы.

Ответ этот прогремел с такой силой, что даже грохот артиллерии не помешал услышать его.

Пруссаки дошли уже до гребня холма. Они были так страшны своими стройными колоннами, своим размеренным шагом и явным хладнокровием. Однако порыв французов все одолел… Мы бросились на них сверху. Завязалась ужасная схватка, ожесточение как с той, так и с другой стороны было неистовым.

Вдруг, в дыму выстрелов, раздававшихся вокруг нас, я увидел Жана Келлера, кинувшегося вперед с саблей наголо. Среди прочих прусских полков, что мы начали теснить на склонах Вальми, он разглядел один.

То был полк фон Граверта. Лейтенант Франц дрался с отвагой, в которой нельзя отказать немецким офицерам, ибо храбрости им не занимать.

Господин Жан очутился с ним лицом к лицу.

Лейтенант наверняка считал, что мы пали под прусскими пулями, и вдруг он обнаруживает нас здесь! Представляете его изумление!.. Но не успел он опомниться, как господин Жан одним прыжком бросился на него и ударом сабли разрубил ему голову…

Лейтенант упал мертвым, а я потом все думал: как справедливо, что он пал именно от руки Жана Келлера.

Между тем пруссаки все еще пытались захватить плато [127] Плато — возвышенная равнина с ровной или волнистой поверхностью. . Они атаковали необычайно яростно. Но мы вполне стоили друг друга, и к двум часам пополудни пруссакам пришлось прекратить огонь и спуститься в долину.

Тем не менее сражение лишь приостановилось. В четыре часа прусский король снова пошел на нас атакой, став во главе трех штурмовых колонн, сформированных им из лучших пехотных и кавалерийских частей. Тогда наша батарея из двадцати четырех пушек, поставленная у подножия мельницы, обстреляла пруссаков с такой мощью, что они, сметаемые снарядами, не смогли забраться вверх по склонам и с наступлением ночи отошли.

Келлерман остался хозяином положения на плато, а название деревни Вальми облетело всю Францию — в тот самый день, когда Конвент на своем втором заседании провозгласил Республику [128] Не совсем точно. Конвент (выборный высший законодательный и исполнительный орган) собрался на первое заседание не 20-го, а 21 сентября 1792 года и на следующий день провозгласил Францию республикой. .

Мы уже приближаемся к развязке рассказа, который я мог бы назвать «История одного отпуска в Германии».

В тот же вечер госпожа Келлер, господин и барышня де Лоране, моя сестра Ирма, господин Жан и я снова собрались вместе в одном из домов деревушки Вальми.

Какая это была радость — увидеться снова после стольких испытаний! Можно догадаться, что все мы чувствовали.

— Минуточку! — сказал я тогда. — Хоть я не слишком любопытен и не люблю совать свой нос куда не надо, я все же хотел бы знать…

— Как случилось, что Жан оказался твоим соотечественником, Наталис? — докончила за меня сестра.

— Да, Ирма, и это кажется мне таким странным… Вы, должно быть, ошиблись…

— В таких вещах не ошибаются, славный мой Наталис! — возразил господин Жан.

И вот что мне было рассказано в нескольких словах.

В деревне Лакруа-о-Буа, где мы оставили господина де Лоране и его спутниц, зорко охраняемых в доме Ганса Штенгера, австрийцев вскоре заменила колонна пруссаков. В этой колонне находилось несколько молодых людей, оторванных от своих семей указом от 31 июля.

Среди этих юношей был славный парень по имени Людвиг Пертц, оказавшийся из Бельцингена. Он знал госпожу Келлер и зашел повидать ее, когда узнал, что она — пленница пруссаков. Тут ему рассказали о том, что произошло с господином Жаном и как он должен был спасаться бегством через Аргонский лес.

Услышав это, Людвиг Пертц воскликнул:

— Вашему сыну больше нечего бояться, госпожа Келлер! Его не имели права призывать на военную службу!.. Он не пруссак!.. Он француз!

Можно себе представить, какую реакцию вызвало это заявление. Когда от Людвига Пертца попросили подтверждения его слов, он показал госпоже Келлер номер «Zeitblatt».

В этой газете было помещено сообщение о решении суда от 17 августа по тяжбе Келлера с правительством. Семейству Келлер было отказано в иске на том основании, что право на поставки для государства может принадлежать только немцу, прусскому подданному. Между тем, как было установлено, предки господина Келлера, переселившись в Гельдерн после отмены Нантского эдикта, никогда не хлопотали о натурализации и не получали ее, и вышеупомянутый господин Келлер никогда не был пруссаком, он всегда оставался французом, а потому государство ничего ему не должно.

Вот так рассудили! Что господин Келлер оставался французом, это, несомненно, самая что ни на есть правда! Однако это не резон, чтобы не заплатить ему долга! Но, в конце концов, суд вершился в Берлине в 1792 году. К тому же прошу поверить, что господин Жан отнюдь не собирался обжаловать его решение. Он и так считал свой процесс проигранным. Несомненно было одно: рожденный от отца и матери французского происхождения, он был самым чистокровным французом на свете! И если ему для этого недоставало обряда крещения, то он получил его в сражении при Вальми — подобное крещение огнем стоит любого другого!

Понятно, что после такого сообщения Людвига Пертца следовало во что бы то ни стало разыскать господина Жана. Тут как раз в Лакруа-о-Буа стало известно, что он схвачен в Аргонском лесу, препровожден в Лонгве, а затем отведен в прусский лагерь вместе с вашим покорным слугой. Нельзя было терять ни минуты. Перед грозившей сыну опасностью госпожа Келлер вновь обрела все свои силы. После ухода австрийской колонны несчастная мать в сопровождении господина де Лоране, барышни Марты, моей сестры покинула Лакруа-о-Буа. Честняга Ганс Штенгер стал их проводником. Вот так наши отважные женщины прибыли к лагерю Брауншвейга в то самое утро, когда нас собирались расстрелять. Сразу после того как мы ушли из палатки, где заседал военный совет, там появилась госпожа Келлер.