Тахир Шах - В поисках копей царя Соломона

После ужина я сидел в баре и, тронутый внимательностью Самсона, размышлял об Эфиопии.

Страна пережила итальянскую оккупацию, но никогда не была колонией. В результате ей удалось сохранить самобытность и чувство собственного достоинства. Жители Эфиопии слушают национальную музыку, носят традиционную одежду, едят национальные блюда. Многие мечтают уехать в Америку, но почти ничего не знают о западном обществе. Единственный изъян в этой культурной целостности — это отсутствие знаний о прошлом. Чем больше времени я проводил в Эфиопии, тем сильнее ощущал, что все это неестественно. Это единственная страна в регионе Сахары с таким богатым культурным наследием, и казалось просто невообразимым, что богатства ее истории остались невостребованными.

В отличие от большинства граждан страны, Самсон изучал историю своей нации. Он был экспертом-самоучкой по «Кебра Негаст» и другим ценным текстам на классическом эфиопском. Он черпал силы в знании эфиопской истории. Обидно, что такой полезный член общества хотел покинуть родину, эмигрировать в Америку.

— Здесь нет будущего, — сказал Самсон после ужина. — Вы приехали из страны, где у людей есть выбор, даже если они не осознают этого. Мы ищем золотые копи царя Соломона, потому что мы здоровы и в тарелках у нас есть еда.

Мы встаем утром и не думаем о том, где взять денег на еду. Но поставьте себя на место мальчика, который сидел с нами за столом. Большинство эфиопов мало чем отличаются от него. Несколько быр в кармане и зачатки образования позволят ему думать о будущем. Только у этого парня и миллионов таких же, как он, нет этой жировой прослойки, на которую можно опереться…

Самсон умолк на полуслове, снял с руки часы и положил их на стол.

— Они просто существуют — секунда за секундой, минута за минутой, час за часом, пока…

— Пока что?

— Пока не закончится их время.

Рано утром в придорожном баре уже сидела стайка девушек из Тигрея, прихорашиваясь и как можно шире расставляя ноги. На них были какие-то невероятные белые костюмы, похожие на те, что носят врачи в больнице, и туфли на высоких каблуках. Часы показывали пять, но проститутки считали, что ночная смена уже закончилась. Ожидая Бахру, который отправился прогревать двигатель нашего джипа, я стал разглядывать девушек. Они отводили взгляд, разыгрывая застенчивость, хотя лучше меня знали, что скромность несовместима с их профессией.

К одной из девушек подошел водитель грузовика. Рубашка на его груди была испачкана пятнами засохшей блевотины, а лоснящееся лицо испещрено болячками. Девушку ничуть не испугала внешность клиента. Сначала он заигрывал, а она торговалась, а затем он торговался, а она заигрывала. В конечном итоге они договорились. Клиент передал девушке деньги, купил бутылку кока-колы и пошел вслед за девушкой в заднюю комнату. Я спросил Самсона, почему этот любитель крепких напитков тратит деньги на кока-колу.

— В деревне некоторые люди верят, — объяснил Самсон, — что если подмыться кока-колой, то не подхватишь СПИД. Проститутки настаивают на этом.

Ночью мы подверглись яростной атаке клопов. Мои руки и лицо были так сильно искусаны, как будто я страдал хроническим кожным заболеванием. Самсон тоже пострадал от насекомых, но предпочел не жаловаться. Нам нужно быть стойкими, решительно заявил он, если мы хотим добраться до Туллу-Валлель и шахт Фрэнка Хейтера. Со временем между мной и Самсоном завязались своеобразные отношения. Каждый из нас считал своей обязанностью причинять неудобства другому. Подобно Като, слуге инспектора Клузо, Самсон понимал, что закаляет меня, причиняя мне боль. Я никогда не мог понять, что им движет — преданность или жестокость. Что касается меня, то при виде впавшего в уныние Самсона у меня просыпались садистские наклонности. Я ничего не мог с собой поделать. Если он предлагал встать в семь часов, я настаивал, чтобы спать до десяти, а каждое утро я заставлял его принимать ледяной душ. Он давно уже перестал жаловаться, прекрасно понимая, что даже маленькая победа делает садиста сильнее.

Мы покинули проституток в белых костюмах и выехали за пределы деревни. Солнце скоро взойдет, и девушки переместятся в тень. Приятно снова оказаться в движении. Бахру без устали переключал передачи, ведя машину на запад, по направлению к Лалибеле. Пока «императорский джип» прокладывал себе дорогу между выбоинами, я вытянулся на заднем сиденье и принялся разглядывать зеленый ландшафт. Дорога, петляя, поднималась вверх, и один крутой поворот сменялся другим. Большая часть склонов холмов была обработана, и на красно-коричневой почве зрел богатый урожай кукурузы и пшеницы. Чем ближе я знакомился с сельскими районами Эфиопии, тем сильнее удивлялся тому неверному образу страны, который сложился у нас в головах.

На Западе Эфиопия ассоциируется с голодом, но большая часть страны — за исключением нескольких пустынных районов — очень плодородна.

Мы сделали остановку в городе Дилбе. Бахру требовалась очередная порция ката. Он побрел к рынку, а мы с Самсоном тоже вылезли из джипа, чтобы размять ноги. Рядом; располагался бар — небольшой навес, под которым подавали крохотные чашечки кофе «эспрессо», сваренного в итальянской кофеварке. Вторжение войск Муссолини в 1935 году принесло Эфиопии одни лишь беды — за исключением, быть может, кофеварок «эспрессо». Их можно найти в самом маленьком эфиопском городке, и это единственные машины в стране, которые всегда исправны.

По мере того как кат оказывал свое действие, нога Бахру все сильнее давила на педаль газа. Несмотря на ужасное состояние дороги, мы неслись вперед с невероятной скоростью. Яростно жующий темно-зеленые листья Бахру хвастался, что ночью был произведен техосмотр машины.

Самсон сказал, что Бахру не стал просить у меня денег и заплатил за техосмотр сам. Я оглянулся, чтобы проверить, на месте ли мои сумки.

— И что же он продал?

Самсон перевел вопрос на амхари, и Бахру что-то процедил сквозь зубы.

— Что он сказал?

— Он сказал, что продал три тормозных колодки.

На обочине дороги сидели две белые девушки.

Им было чуть за двадцать; волосы у них были спутаны, лица перепачканы грязью. Они провели ночь под открытым небом. Автобус, в котором они ехали, чуть не перевернулся, уклоняясь от столкновения с другим автобусом. Им повезло — со скалы свалился не их автобус, а встречный.