Дэвид Бирн - Весь мир: Записки велосипедиста

«Кофе и сигареты!» — провозглашает он. И получив желаемое: «Кофе и сигареты — мой завтрак на родине».

По справедливости, не все отношения между пришельцами с Запада и филиппинцами окрашены сексуальными фантазиями. В ресторане при гостинице здесь, в Лаоаге, мне встретилась супружеская пара с детьми: австралиец и его миловидная жена-филиппинка. Он вздыхает, когда дети клянчат у него что-то, тянут за рукава, а жена быстро набирает сообщения на мобильнике. Едва ли их отношения идеальны, но в роли хищника он явно не выступает.

В Лаоаге канун Рождества, и на «Диком Западе» сразу после заката детишки ходят по улицам, распевая хоралы. Я пою вместе с одной из групп «Joy То the World», и после окончания песни они смотрят на меня во все глаза, ожидая пожертвований, — и не только потому, что я иностранец. Покидая Дисколандию, я наблюдаю за тем, как они перебегают от дома к дому, надеясь на скромное подаяние… и это не подразумевает чашку горячего шоколада.

Я совершаю короткие поездки на трициклах. Это не детский велосипед, а мотоцикл с приделанным к нему дополнением вроде коляски. Мой собственный велик остался в Маниле, поскольку мне хотелось походить пешком, пользуясь Лаоагом как базой для вылазок. Вид из трицикла ограничен, поэтому рассмотреть достопримечательности по дороге не получится, зато они здесь повсюду, и остановить такое такси — минутное дело. И еще: они великолепны на вид.

В сочетании с цветастыми джипни и междугородними автобусами, которые отправляются с вокзалов, трициклы создают в этих городках и поселках невероятно эффективную систему общественного транспорта. Если не вспоминать о беспощадном загрязнении воздуха, у трициклов полно преимуществ. Общественный транспорт Нью-Йорка также весьма толково устроен и может соперничать, скажем, с транспортом Мехико, хотя метро в Нью-Йорке далеко не такое чистое. В любом случае импровизированная транспортная сеть Филиппин выглядит куда более дружелюбной.

На автобусе я еду в Батак, маленький город, где тело Маркоса (предположительно, это не манекен) выставлено на обозрение в охлаждаемом стеклянном гробу, который уезжает вниз, когда в мавзолее нет посетителей.

В мавзолее звучит литургическая музыка Моцарта, создающая слегка нервозную атмосферу, а в прохладных покоях по обе стороны от гроба высятся шесты с металлическими навершиями, изображающими нечто похожее на масонские символы: полумесяцы, звезды, карточную масть «пики», молоты и еще какие-то фигурки, совсем уже непонятные. Охранник не смог объяснить мне, что все это значит. Общий эффект глубоко мистичен, почти по-египетски загадочен. Забальзамированное тело Маркоса выглядит, конечно, скорее как восковая фигура. Стеклянный гроб купается в жутковатых синих огнях, и делать фотоснимки строго запрещается. Впрочем, ходят слухи, будто настоящий Маркос спрятан глубоко внизу, медленно разлагаясь. Нынешние правители страны отказывают ему в захоронении среди прочих бывших президентов.

Romeo Ranoco/Reuters

Я прибываю в Виган, небольшой городок, избежавший коврового бомбометания американскими военно-воздушными силами в самом конце Второй мировой. Сегодня Виган числится в составленном ООН списке важных исторических памятников мира. Составляя план собственных разысканий, по понятным причинам я не включил в него Виган, но он находится совсем недалеко — отчего бы не взглянуть?

Центр городка и впрямь застроен старыми зданиями того типа, который лишь изредка встречается в Лаоаге и еще реже — в Маниле. В основном это деревянные сооружения, которые способны устоять перед тайфунами благодаря своей гибкости, но требуют частой починки из-за тропической влажности и термитов, которые сожрут их без остатка за несколько лет, дай только волю. Понемногу, постепенно они обновляются: каждая стена, каждый брус со временем меняются на свежие. Изменчивость — неотъемлемая часть жизни в тропиках. Постоянство воплощено в незыблемости уклада жизни, но только не в зданиях или предметах.

Вот дом в центре города: прекрасная архитектура без единого архитектора.

Имельда родилась в маленьком городке на южном острове-провинции Лейте и провела почти все годы формирования личности в Таклобане, самом крупном городе острова. Даже если она происходила из не слишком успешной ветви семейства, родство все равно многое значило. Та часть ее прошлого, которая повествовала о Золушке, впоследствии была отбелена и приукрашена ею же самой; бедность и боль тех лет оказались почти забыты, хотя Имельда могла иногда вскользь упомянуть о них, если этого требовала ситуация. Жаль, что не каждый из нас способен с такой легкостью «редактировать» собственную жизнь. Ей нередко удавалось отрицать прошлое, одновременно используя его: скажем, она «никогда не жила в бедности», но вместе с тем знает о проблемах бедняков «не понаслышке». Для разных случаев — разное прошлое.

В поздние годы Имельда выстроила здесь же, в Таклобане, «святилище», якобы посвященное Санто-Ниньо, ребенку Христу. Ворота ведут в большую часовню с диковатым запрестольным образом: парящее в воздухе дитя, окруженное огнями диско-прожекторов. Тем не менее святилище посвящено скорее самой мадам Маркос. Джипни, направляющиеся сюда из центра Таклобана, выставляют в ветровом стекле картонку с пунктом назначения: «Имельда». В святилище хранится немалая часть ее коллекции мебели, но что важнее, она преподнесла ему в дар серию милых диорам, изображающих историю ее жизни — или ту историю, которую она выдумала сама.

Вот одна из них: Имельда — девочка на семейном пикнике на побережье, над ней нависает образ Маркоса — будущий муж ожидает судьбоносной встречи.

Остальное пространство «святилища» отведено серии «спален» и «столовых» (я беру их в кавычки потому, что ни одно из помещений не использовалось по этому назначению). Они выполняют скорее роль комнат, обставленных по моде разных регионов, и в каждой стоит по диораме, иллюстрирующей миф об Имельде: всего пятнадцать остановок.

Вернувшись в отель пообедать, я слушаю «Climb Every Mountain», по-видимому, версию Тома Джонса, закольцованную в бесконечную петлю. Целый час! Развязка за развязкой! Он поднимается на эту гору снова и снова. Иногда становится слышно, как другие посетители ресторана, давно выучившие песню, тихонько ей подпевают.