Генри Мортон - По стопам Господа

Зарезанные агнцы подвешивались на крюки вдоль Двора или на шесты, которые плечами поддерживали по двое мужчин, и в таком положении их свежевали. Внутренний жир отделялся от туши и вместе с благовониями возлагался на алтарь. Руно откладывали в сторону, это был доход духовенства. Затем церемония повторялась со второй группой и далее, пока не погибали многие тысячи агнцев.

Когда великая резня заканчивалась, священники смывали кровь во Дворе, а люди расходились по домам, съемным комнатам и шатрам и готовились к пиршеству. Сквозь тушу барашка пропускали прут из гранатового дерева. Нельзя было сломать ни одной кости, животное следовало жарить в глиняной печи, тщательно присматривая за тем, чтобы ни одна часть не коснулась стенок. Если это случалось, прикоснувшуюся к печи часть следовало отрезать и уничтожить.

Можно вообразить всеобщую деятельность, суету и восторг этого дня, а потом покой следующего, субботнего дня. Паломники хлопотали, готовясь к пиру. Улицы пустели. Каждый владелец дома оставался у себя, чтобы позаботиться обо всех деталях и мелочах. Запах жареного мяса поднимался над Иерусалимом и распространялся в окрестных горах. Последние лучи заходящего солнца на мгновение задерживались на белом мраморе Храма, касались золотых шпилей Святая Святых, а потом исчезали; и с наступлением темноты огни печей на Елеонской горе, где стояли шатры паломников, светились, словно рубины, предвещая костры войск Тита. А затем громко, властно, бесстрастно тишину разрывали римские трубы крепости Антония, оповещая о смене стражи…

«Когда настал вечер, Он приходит с двенадцатью…» 120

Можно представить, как опускается темнота, как медленно появляется над городом полная луна и как Иисус и Его двенадцать учеников спускаются с Елеонской горы и входят в Иерусалим через Водяные ворота. Они идут вниз по крутым улицам, к дому, где их ждет Горница — плоская кровля с навесом или временной крышей.

Величайшие художники мира оставили свое видение этой сцены. Полагаю, фреска Леонардо да Винчи в Милане — самый знаменитый пример. Но ни один художник не смог избавиться от влияния собственного времени и показать Тайную Вечерю такой, какой она должна была быть в Горнице при свете пасхальной луны. Я вспоминаю картину Тициана, кажется, в Эскориале, на которой Тайная Вечеря происходит во дворце, и картину Тинторетто в Венеции, где сцена представлена в обстановке итальянского постоялого двора. Конечно, правда состоит в том, что это была простая восточная трапеза. Там, должно быть, стоял низкий стол, а вокруг подушки, разложенные в форме подковы, так чтобы в определенный момент стол могли убрать, не потревожив гостей, а потом вернуть с новыми блюдами. В старые дни существовал обычай есть пасхальное угощение руками, а к трапезе надевать дорожную одежду, символизируя исход из Египта. Во времена Христа евреи садились к столу в парадных одеяниях и ели, свободно расположившись на диванах, склоняясь налево, что символизировало освобождение из рабства.

Иисус и двенадцать учеников возлежали на подушках, об этом свидетельствует тот факт, что Иоанн, находившийся рядом с Господом, «возлежал у груди Иисуса» 121 . Это было бы проявлением плохих манер и неуклюжести, если бы использовались стол и стулья, но если вы когда-либо присутствовали на восточном пиршестве, то знаете, что откидываться назад, опираясь на соседа, чтобы задать ему вопрос, — дело обычное.

Тишина лунной ночи окутывала дом и Горницу. Когда взошла полная луна, ее свет по косой проникал под навес, отбрасывая зеленоватые блики на белый камень. Там должен был гореть светильник, яркая искра, плавающая в оливковом масле, а вдали высились башни и шпили Иерусалима, в звездном сиянии напоминавшего город мечты. И Иисус сказал: «Примите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» 122 .

«И, воспев, пошли они на гору Елеонскую».

Есть ли в мировой литературе более полное воплощение покоя, чем в этой главе Евангелия? Последняя неделя жизни Иисуса, как мне кажется, составляла необычный контраст шума и тишины. В одно мгновение крики толпы доносятся до нас сквозь девятнадцать столетий, громкие, жестокие, ужасные; а в следующий момент приходит умиротворенное молчание, и Христос идет с двенадцатью учениками на Елеонскую гору. Есть нечто устрашающее в описании Иисуса перед Распятием. Евангелисты не прилагают к тому усилий. Их интересует только фиксация наиболее важных событий в жизни, и они используют немногие простые слова, но предельный лаконизм повествования передает нечто, находящееся за гранью слов. Доктор Санди отметил: складывается впечатление, «что всегда есть более широкая мысль, которая ждет нашего озарения». Нигде в евангелиях эта «более широкая мысль» не проявляется столь очевидно, как в тот момент, когда Иисус Христос проходит сквозь ненависть и предательство, создавая церковь добра и любви, в призрачном покое лунного света вступая в Гефсиманский сад.

Однажды ночью, когда над Иерусалимом сияла полная луна, я прошел через Сионские ворота и остановился на углу, у стены Храма, глядя на Гефсиманский сад. На темной массе горы отчетливо выделялись все белые известняковые тропинки. Тысячи белесых могил пятнами отсвечивали на склонах, словно скопление облаченных в простыни привидений. Кое-где в лачугах Силоама мелькали огни ламп, а сама гора спала в зеленом, призрачном свете луны.

В древние времена евреи называли ее «Горой трех светов», потому что алтарные огни Храма освещали ее ночью, первые лучи солнца появлялись из-за ее вершины, а растущие на них оливы давали масло для храмовых светильников. Для христиан существовал единственный Свет: «Опять говорил Иисус к народу и сказал им: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» 123 .

Я заметил, что внизу, на склонах, прямо над темной расщелиной, где протекал Кедрон, тень отмечала то место, где лунный свет падал на оливы Гефсиманского сада. Маленький сад, за которым ухаживают францисканцы, выглядел в этот момент особенно одиноким, словно клочок тени на голой скале. Лунный свет был настолько ярким, что я мог различить контуры стены, окружающей деревья.

Давным-давно в пасхальную ночь наш Господь сказал: «Посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там» 124 , затем взял с собой Петра, Иакова и Иоанна и отошел немного в сторону, в тень, укрывавшую от лунного сияния.

Он сказал: «Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною».

И еще глубже ступил в тень.

Когда Он вернулся, три апостола уснули. Он позвал Симона Петра: «Симон! Ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение. Дух бодр, плоть же немощна» 125 .