Василий Песков - Сельская Венгрия

В доме жили старик со старухой — Кароль Пете и Карольней Пете. Обоим было по семьдесят два. Старик двигался по двору в двухколесной инвалидной коляске.

— Нога-то, поди, на войне…

— На ней… — Старик смачно, не стесняясь жены, ругнулся.

— Под Воронежем?

— А вы откуда знаете? — встрепенулся в коляске Кароль Пете.

— Да я воронежский…

— Ну?!! Тогда, конечно, все помните. Наша мадьярская армия там и была. — Словами отборными с приправой из русского языка старик помянул Гитлера, Антонеску, адмирала Хорти, войну в целом. И с теплотой отозвался о каких-то стариках на Дону, не давших ему, тяжело раненному, «околеть на морозе».

Старик говорил со мной теперь уже как с дорогим земляком. И это не первый был случай, когда людей, знавших войну с двух разных сторон, какая-то географическая точка странным образом вдруг сближала.

От разговора о доме постепенно перешли к тихой беседе об озере.

— Жизнь была тут другая… — старик задумчиво помолчал, глядя поверх голов шедших мимо домишка людей. — Другая жизнь была. Небогатая, правда… Но не было в жизни вот этого громыхания, мельтешения. Тихо было. Наверху сеяли пшеницу, внизу ловили рыбу.

Терпимо принимая поправки жены, рассказал старик о том, как поймал он в Балатоне сома весом в сто девять килограммов. С подробностями, какие старики, вспоминая молодость, удивительным образом помнят, было рассказано, какой был день, чем занималась в тот день жена, как вел себя сом на крючке и что было потом в деревне.

— А сейчас, что же, такие сомы не клюют?

— Да нет, бывает. Недавно в газете вон написали — немец поймал… Другая жизнь была, — опять ругнулся старый рыбак.

Все старики на Земле чем-то похожи. Они, как дети, чувствуют человека и рады встретить благодарного слушателя.

— Дому этому сто пятьдесят лет. Отец в нем родился, я родился, сыновья мои родились. А он еще столько же простоит — дикий камень! — Старик костяшками пальцев стукнул по стенке и тоном хозяина дома распорядился показать гостям все, что они пожелают увидеть.

Дом представлял собой одно просторное помещение с земляным полом, с камином, с широкой кроватью — подушки до потолка. Заметив особый мой интерес к необычному отоплению дома, старик сказал:

— Камин и грел, и рыбу над ним коптили. А воду в те времена на питье брали из Балатона. В лодке, бывало, нагнешься над бортом и прямо губами, все равно как олень…

Мы хорошо простились со стариками. И, петляя в людском потоке по гористой Тихани, все старались увидеть окошко в серой каменной кладке с красным цветочком герани.

«Балатон, Балатон…» Прибытка от озера, конечно, в тысячу раз больше, чем в молодые годы умирающих теперь стариков. Светит солнце. Блестит вода. Скользят по озеру нарядные паруса. Люди купаются, загорают. Жарится мясо. Зреют клубника и виноград. Булькает музыка. Речь венгерская, немецкая, чешская, русская. Строятся новые терема, один миловидней другого. Все в порядке? Пожалуй, да. Хотя несколько лет назад ответ на этот вопрос был бы иным. Это касается самого Балатона. Воды. Ее здоровья. Основы всего, что собирает сюда людей.

Вода — наиболее уязвимая часть природы. Все, что вылито, выплеснуто, спущено в трубы, куда-нибудь утечет и в конечном счете попадет в речку, озеро, в море. А дряни всякой выливается нынче на землю волей-неволей много. Вот и бьем уже в колокол на Байкале. В большом непорядке Балхаш. Беда с водою Великих озер Америки. Стонет от загрязнений Средиземное море. На грани жизни и смерти — Балтийское. Что же говорить о Балатоне, озере сравнительно небольшом, мелком, расположенном в самой середине людского скопления!

Первые признаки заболевания озера появились лет тридцать назад. Буйно в рост пошли тростники… Потом тростник вдруг стал гибнуть — это была новая стадия неприятностей. Потом стала цвести вода. Гром грянул в 1965 году — погибла, задохлась рыба. И взрывоподобно тронулись в рост сине-зеленые водоросли. Что там пить — в воде неприятно стало купаться. У этой точки оглядеться бы и что-нибудь предпринять. Но в пользовании природой русское слово «авось» имеет эквиваленты у всех народов. В 1972 году принимается решение о дальнейшем и быстром развитии на Балатоне туризма. В дело вложили деньги. Они немедля сторицей в золотом варианте стали в казну возвращаться. Но и тогда на лекарства для Балатона не потратили даже маленькой доли. Между тем болезнь обострялась и в 1984 году достигла кризиса — летом вода зацвела. Сук, на котором сидела громадная индустрия отдыха и туризма, затрещал… Я говорил обо всем этом в венгерском Комитете по охране природы, в Лимнологическом институте, со стариками Пете в Тихани. «Даже на вид вода изменилась: из сине-зеленой в жаркое время делалась желтой».

Причину болезни установили скоро и без труда. Вода Балатона обильно «удобрялась» со всех сторон. Отходы жизнедеятельности людей — шесть миллионов каждое лето! — прямиком без очистки текли в Балатон. И второе — ручьи и реки несли с полей химикаты.

Проблема Балатона сделалась в Венгрии жгучей общественной и хозяйственной проблемой. Меры приняты были решительные. Для бытовых стоков прорыли канал к Дунаю. (Решение не самое лучшее. Дунаю-то тоже нечистоты не в радость. Но все же там текущие, не стоячие воды.) Одновременно с этим к югу от Балатона закрыли двадцать два крупных свиноводческих хозяйства и подступились к реке Зала, несшей в Балатон удобрения, собранные водой с обширной сельскохозяйственной площади. Тут столкнулись с проблемой: как очищать воду? Растворенные удобрения плохо улавливались. Вспомнили: река Зала прежде у впадения в Балатон разливалась болотом с названием Кишбалатон. В 1930 году болота эти были осушены, река спрямлена. Цель осушения — добыть дополнительные земли — ровным счетом ничего не дала. Земля оказалась непригодной для пашни, и пастбища были тоже крайне низкого качества.

А что, если землю опять заболотить — создать для Залы, стекающей в Балатон, зеленый, поглощающий удобрения фильтр? Идею тщательно обсудили, просчитали на электронных машинах. И приняли мудрое, мужественное решение: заболотить! Выяснилось: заболачивание, создание буферного Кишбалатона стоит столько же, сколько стоило осушение. Но делать было нечего.

Заболачивание идет. Построили для этого плотины, спрямленному руслу Залы вновь дали возможность прихотливо и длинно течь по низине. Очень поучительный случай. И пока, наверное, единственный в мировой практике, когда признана откровенно ранее допущенная ошибка. Природе возвращается ее веками проверенный механизм.

Вся программа оздоровления Балатона стоит пять миллиардов форинтов — в рамках бюджета сумма огромная. И эти затраты были главными в шестой пятилетке республики. Никто не решился их поджимать, сокращать. Наряду с работами генеральными были во имя здоровья озера приняты меры, не требовавшие больших затрат. Пущены в озеро были растительноядные рыбы, запрещено пользование моторными лодками и катерами — только весла и парус! Стали разумнее обходиться и с комарами. Тотальная их потрава лишала озеро рыбьего корма, знаменитого мотыля — комариных личинок. Но конечно, и с комарами какой же отдых! Закупили в Швейцарии химикат, выборочно убивающий лишь тех из пятисот разновидностей комаров, которые докучают укусами.