Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

В меня вселились дьяволы, живущие в облаках на всех горах. Захотелось, чтобы с нами случилось что-нибудь по-настоящему шокирующее. Хорошо бы разразилась гроза.

Из хижины послышался взрыв смеха, крики «Пошли!», и фигуры двинулись к поезду. Возглавлял процессию маленький мужчина, подаривший мне гору. Заработал двигатель, затем наступила мертвая тишина.

Я двинулся сквозь холодную влагу. Стало светлее. Один или два раза ветер пробил дыры в тумане, и на секунду далеко внизу я увидел яркую картину — зеленые поля и освещенные солнцем озера. Затем все снова заволокло туманом. И вдруг я вышел из темноты в летний день. Повернувшись, я увидел край серого, призрачного облака, двигавшегося у меня за спиной.

Насладившись видом, я направился вниз. Рассмотрел кружившего в небе коршуна, дошел до зеленой травы и скал. В небе звучал хор ласточек. Я добрался до разрушенных зданий шахты возле озера. Снова оглянулся и увидел прилепившееся к верхушке Сноудона облачко, размером не более человеческой ладони.

Вот какое впечатление Сноудон произвел на Джорджа Борроу, когда в невероятно хороший день тот восходил на гору вместе со своей приемной дочерью Генриеттой:

«Мы стояли на Уиддве в холодном разреженном воздухе, хотя внизу день был удушливо жарким, и наслаждались невыразимо величественной картиной, охватывающей значительную часть материкового Уэльса, весь остров Англси, краешек Камберленда, Ирландский канал и туманные очертания гор Ирландии. Пики и заснеженные вершины тут и там высились вокруг нас и под нами, некоторые в ярких лучах солнца, другие — в глубокой тени. Все было исполнено разнообразия, но наибольшим восторгом наполнили нас многочисленные озера и лагуны, которые, подобно полированному серебру, отражали солнце в глубоких долинах. “Ты находишься на вершине Сноудона, — сказал я Генриетте, — валлийцы считают его, возможно, справедливо, самой замечательной горой мира; это отражено во многих их поэмах, среди которых — “Судный день”, принадлежащий перу Горонви. Вот что он писал:

Сейчас ты стоишь на вершине Сноудона, валлийцы называют его Уиддва, что значит “заметное место”, или “купол”. Зимой он покрыт снегом. У валлийцев сложены о нем две любопытные строфы, сплошь состоящие из гласных, за исключением одной согласной, а именно R.

Вот на таком языке я прочел стихи о Сноудоне. Генриетта внимательно меня выслушала. Трое англичан, стоявших рядом, насмешливо улыбались, а валлийский джентльмен проявил искренний интерес. Он подошел ко мне, взял за руку и воскликнул:

— Wyt ti Lydaueg?

— Нет, я не бритт, — ответил я. — Я хотел бы быть им или кем угодно, только не представителем нации, знания которой ограничены областью зарабатывания денег и видящей позор в том, что выходит за эти пределы. Мне стыдно, что я англичанин.

Я пожал ему руку и, позвав за собой Генриетту и гида, пошел в домик, где Генриетта выпила отличного кофе, а мы с гидом поделили бутылку сносного эля. Освежившись, мы тронулись в обратный путь.

Справа, чуть в сторону от вершины, к Кейпл-Кьюригу ведет крутая тропа-серпантин. Генриетта указала мне на растение возле этой тропы. Я хотел спуститься и сорвать его для нее, но наш гид спрыгнул первым с ловкостью горного козла, моментально вернулся и грациозно подал растение моей дорогой девочке. Она оглядела его и сказала, что растение принадлежит к виду, который она давно хотела иметь. На обратном пути ничего примечательного не случилось. В Лланберисе нас с беспокойством дожидалась жена».

Из Беддгелерта дорога ведет к морю и широкому песчаному устью, которое во время прилива заполняется соленой водой. Горы здесь отступают от моря и смотрят вниз на зеленую полосу, плоскую, как Голландия, перерезанную каменными стенами и усеянную маленькими фермами. Это Морва Харлех, много столетий назад омывавшаяся водами залива Кардиган.

Итак, я пересек Карнарвоншир и въехал в соседнее графство — Мерионитшир. Обе эти местности стали графствами после того как Эдуард I подавил восстание Ллевелина, но название «Мерионитшир» уводит нас вспять на восемь столетий истории Уэльса. Мерион был одним из многочисленных сыновей Кунедды, который в 420 году, во время хаоса, последовавшего за уходом римлян из Британии, завладел этой территорией.

Ну и графство! Огромные горы, узкая полоска болотистой местности возле моря, а через горы идут дороги, вернее, призраки дорог. О могуществе римлян они говорят больше, чем даже стена Адриана, протянувшаяся на восемьдесят миль между Солуэем и рекой Тайн. Неукротимые завоеватели проложили путь через валлийские горы к залежам серебра и свинца. Стоя в этих горах на таких реликвиях, как Римские ступени позади Харлеха, можно представить себе длинную вереницу рабов, несущих на согнутых спинах корзины с рудой. Эти ступени, числом около двух тысяч, разной высоты, многие годы являлись загадкой для археологов. Кто-то утверждал, что они валлийские, другие говорили, что римские, а королевская комиссия по античным памятникам недавно объявила их средневековыми. Это разноголосие мнений не должно нас беспокоить: точно по такой тропе, как эта, римские легионы медленно продвигались по Кембрийским горам.

Проехав несколько миль, я прибыл в Харлех.

Если бы меня попросили выбрать ландшафт, в котором отразился бы весь Уэльс, я пригласил бы желающих на высокую стену над морем и предложил посмотреть на север, в сторону Сноудона.

Этот вид, на мой взгляд, истинно валлийский. Так же и белые скалы Дувра олицетворяют для нас Англию, долина реки Твид — Шотландию, а горы Керри — Ирландию. Это — один из тех ландшафтов, что навсегда отпечатываются в сознании. Это — память о доме, приносящая боль и утешение бесчисленным шотландцам и валлийцам во всех концах света. Это — земля людей Харлеха…

Широкое полукружье яркого песка тянется на долгие мили. Вспененные волны медленно накатывают на берег.

Справа на скале высится замок Харлех. Вид у него среди всех валлийских замков самый грозный. Кажется, его руины оживут при первом звуке трубы: эти стены помнят свист стрел и видят устремленные к небу копья. Крепость беззвучно нашептывает что-то о Бране Благословенном и его сестре, королеве Ирландии Бранвен Белогрудой.