Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Миссис Эванс тоже выглядит иначе. Она не только надела черный костюм старинного покроя, но даже перчатки! Торжественность нарядов отразилась и на лицах. Это чета настоящих пуритан.

В молчании мы направились в маленькую методистскую часовню. Молча прошли по двору, молча открыли ворота, молча медленно двинулись по улице. На боковой улице встретили мистера и миссис Уильямс и их большого, похожего на корову сына.

— Жаль бедного мистера Эдвардса.

— Да ведь я его видела в Бале на прошлой неделе, и он так хорошо выглядел.

— Бедная миссис Эдвардс. Как это печально…

В мрачном настроении мы медленно движемся к часовне. Мне становится известно, что мистер Эдвардс был церковным старостой. Несколько дней назад его нашли мертвым в коровнике. Мистер Уильямс — более светский человек, чем мой дорогой старый мистер Эванс. Хотя на нем одежда черного цвета, а выражение лица вполне благочестивое, мысли его направлены на материальные предметы. Он интересуется, сколько денег оставил мистер Эдвардс. Но мистер Эванс отказывается говорить на эту тему, давая понять, что это не подходящий предмет для Божьего дня.

Часовня находится в довольно большом и уродливом здании в поле. Валлийские церкви относятся к георгианскому периоду архитектуры: эти суровые строения, в отличие от английских приходских церквей, никогда не сочетаются с ландшафтом. Такие здания не следовало бы строить на открытом пространстве. Их архитектурный облик зародился в самый неудачный период истории церкви, когда в восемнадцатом веке произошло возрождение классицизма, и церкви строили на манер ратуш.

Мы вошли в простой зал. Его огибала галерея, опиравшаяся на тонкие железные колонны. Внизу — отгороженные места, наподобие лож, со скамьями из мореного дуба. У каждой такой ложи — своя дверь. Те, что побогаче, рассчитаны на одного или двух человек. Складывается впечатление, что некоторые члены паствы отправятся на небеса не в автобусе, а в частном автомобиле. В дальнем конце часовни имелась огромная кафедра, тоже из мореного дуба, и возвышение с полукружьем перил и мягкими стульями для стариков.

На перила наброшена черная ткань, и маленькие черные банты из крепа привязаны к цоколям ламп. Как мне сказали, это сделано в память о бедном мистере Эдвардсе, покойном церковном старосте.

В часовне полно народу. Люди пришли или приехали из соседних селений. Это типичные валлийские крестьяне: согбенные старухи, ширококостные фермеры, худые, темноволосые юноши и на удивление красивые девушки.

Мистер Эванс, серьезный, словно статуя, оставил нас с миссис Эванс в ложе, а сам пошел к возвышению. Поднялся по ступеням, сказал несколько слов священнику. Слышно было, что он выразил соболезнования по случаю смерти мистера Эдвардса. Потом вынул из кармана большой платок, высморкался и оглядел паству. Служба началась.

Священнослужители сидят, повернувшись спиной к пастве и обратившись лицом к кафедре, регент — возле маленькой фисгармонии, поставленной в первом ряду между лож. Священник поднимается на кафедру и начинает молиться по-валлийски. Он среднего возраста, довольно пухлый, монашеского вида. Его голос доведен до совершенства полностью настроенного эмоционального инструмента. Приятно слушать слова, которые произносятся с таким удовольствием. Я слушал, не понимая ни слова, и тем не менее сделал вывод: в валлийских часовнях можно услышать лучших ораторов Великобритании.

Объявили псалом. Регент играет мелодию. Мы встаем и поем. Валлийские псалмы отличаются красотой и страстью, неведомой Англии. В отличие от наших скучных псалмов они необычайно мелодичны. Нет никакой необходимости понимать валлийский язык, чтобы уяснить, что валлийские псалмы с их страстной живостью сыграли, должно быть, огромную роль в возрождении нонконформизма. Поют все — мужчины, женщины и дети. Никто не мычит. Пение искреннее, от всей души.

Священник приготовился к проповеди. Прихожане уселись на свои места, но не со скучающими лицами, как в Англии, а с нетерпеливым ожиданием, словно зрители в театральном партере. Валлийцы любят риторику. Во многих деревнях Уэльса молитвенное собрание — событие года. Всем известно красноречие знаменитых валлийских проповедников. Сотню лет душа Уэльса выражала себя в церковных службах, и каждый валлийский ребенок слышал истории о великих священниках прошлого. Джон Элиас предпочитал произносить проповеди на открытом воздухе, при большом стечении народа. Как-то раз он рассказывал о Боге, выпускающем стрелу из лука, и столь велика была эмоциональная сила проповедника, что толпа расступилась, чтобы дать место выпущенной стреле.

Священник читал свою проповедь. Я его, разумеется, не понимал, однако мне страшно нравилось эмоциональное содержание речи. Он наклонился над кафедрой и произносил слова не в безличной и отстраненной традиции английской церкви, а страстно, адресуя свою речь каждому члену паствы. Начал он спокойно, делая красноречивые паузы. Затем ускорил темп. Прихожане отреагировали, и атмосфера наэлектризовалась. Священник это почувствовал. Такое же явление бывает в театре: актер чувствует реакцию зала — симпатию, одобрение — и ощущает свое могущество. Я восхищался тем, как священник владеет голосом, как постепенно подходит к кульминации. Он — прирожденный оратор. Неожиданно, словно помимо воли, он перешел на hwyl — знаменитую интонацию валлийского проповедника. Его голос то поднимался, то падал, оказывая удивительный гипнотический эффект на аудиторию. В этом hwyl есть нечто, напоминающее военный клич, берущий за сердце. Священник был похож на проповедника прошлых времен, объявляющего о Божьей каре, или на вождя племени, призывающего к бою.

Впечатление, которое он произвел на аудиторию, трудно описать словами. Дюжие фермеры смотрели на него по-детски влюбленно. Женщины промокали глаза платками. Некоторые шептали что-то по-валлийски. Я чувствовал, что, если он продолжит еще немного, паства не выдержит и начнется хаос. Люди сидели, затаив дыхание. Неожиданно голос умолк. Проповедь закончилась.

С чувством, похожим на облегчение, я услышал следующий псалом. Он вернул нас вспять, прочь от опасного эмоционального возбуждения прошедших тридцати минут. Как странно встретиться с таким эмоциональным накалом в пустом кальвинистском зале!

— Вам понравилось? — спросил мистер Эванс, когда мы пошли домой.

— Да.

— Как жаль, что вы не поняли службы. Наш мистер Парри — великий проповедник.

Я осознал, острее, чем когда-либо, какую огромную роль сыграли часовни в формировании валлийского национального самосознания. Службу отличала семейная атмосфера. Священник был отцом этой семьи, а другие церковные служители приходились ему младшими братьями.