Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Следующий поворот… апоплексического вида толстяк преодолевает подъем на холм: лицо раскраснелось, лысина покрылась испариной, так что приходится промокать ее платком. Столкнувшись с ним лицом к лицу, вы, возможно, посочувствовали бы бедняге, но сейчас он кажется вам смешным — маленький нелепый клоун в движущемся театре теней.

И снова поворот… На сцене возникает тенистая лощинка, юная парочка сидит на скамейке. Юноша оглядывается но сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей. Он, очевидно, собирается поцеловать свою подружку и сильно нервничает. Наблюдая за влюбленными с помощью камеры-обскуры, вы впервые задумываетесь о моральной стороне этого изобретения. С какой стати вы… ну вот, наконец-то решился, но лучше бы он этого не делал! Парень от волнения все только испортил: торопливый поцелуй угодил девушке прямо в ухо, и ответом стала звонкая пощечина… слава богу, стол снова повернулся!

В задумчивости вы покидаете темную комнату с ее нехитрым волшебством. Спускаясь по лестнице, выглядываете в окошко башни. Как странно! Вон там, под деревом, действительно сидит молодая парочка; папаша кормит свое чадо шоколадом, а толстяк отдувается перед живой изгородью. И совсем уж вдалеке бредет старушка, чей зонтик напоминает маленький желтый гриб на фоне зеленой травы.

Удивительно, думаете вы, как это никто из авторов детективных историй не догадался использовать в своем сюжете камеру-обскуру. Ведь всевидящее око холма — настоящая находка для киносценария!

Вы не спеша спускаетесь по склону холма и на очередном повороте в свою очередь превращаетесь в маленькую раскрашенную тень, которая движется по столу для чьей-то потехи. Все, вам пришлось распрощаться с ролью надзирающего божества! Вы испытываете непреодолимое желание обернуться к башне и показать язык. Зачем? Да просто так — чтобы показать Любопытному Тому, занявшему ваше место перед камерой-обскурой, что вы знаете о его присутствии.

Первое, что бросилось мне в глаза в Глостере, — обилие хорошеньких миниатюрных девушек в счастливом возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет. По вечерам, обрядившись в цветастые муслиновые платья — мода, появившаяся благодаря более высоким, но столь же очаровательным девам с картин Боттичелли — они парочками прогуливаются под аккомпанемент колокольного звона взад и вперед между Нортгейт- и Саутгейт-стрит. Некоторые из этих маленьких подружек — подлинные красавицы, другим мудрая мать-природа (которая старается распределять свои блага более или менее поровну) даровала роскошные волосы или прелестные ножки.

Будь у меня время основательно заняться этими изысканиями, я наверняка бы обнаружил, что за последние двадцать-тридцать лет девочек в Глостере рождается гораздо больше, чем мальчиков: я бы сказал, на каждого родившегося мальчика приходится по шесть будущих невест. Городские власти, к которым я обратился за подтверждением своих догадок, подошли к делу формально и объяснили подобный демографический перекос влиянием местной спичечной фабрики.

Большинство соборных городов, которые встретились на моем пути (я говорю, например, о Винчестере, Эксетере, Уэллсе), являются в некотором смысле придатком к знаменитым историческим зданиям — они ютятся в тени кафедральных соборов, как старые леди под своими зонтиками. Глостер представляет собой счастливое исключение из этого списка. В отличие от других старинных городов, чьи улицы на протяжении столетий служили подмостками для исторических событий, Глостер не торопится в отставку. Этот город — в силу географических и иных причин (которые не подлежат рассмотрению в рамках данного повествования) — никогда не испытывал недостатка в жизненной силе и энергии. Собственно, подобное положение вещей сохранялось с тех самых пор, как в 47 году воины римского Второго легиона основали Глостер. Он представляет собой нечто большее, чем просто великий собор, дремлющий в тени вековых вязов. Глостер — это сочетание древнеримского, саксонского и средневекового города, некий конгломерат, который умудрился проложить себе дорогу в промышленную эру и не растерять вклада предыдущих эпох.

Глостер — помимо того, что это соборный центр, — является также фабричным городом; столицей графства, в которой никого не удивишь возом с капустными кочанами; курортом (ведь при желании вы можете попить лечебную глостерскую водичку) и в конце концов городом-портом. Многим ли известно, что Глостер вполне преуспевает в последней ипостаси? А ведь это действительно портовый город, причем самый «сухопутный», то есть наиболее удаленный от морских просторов.

Это открытие приходит к вам удивительным и весьма неожиданным путем.

Представьте, что вы стоите возле собора и видите проходящего мимо человека в форменных синих брюках и моряцкой шапочке. Первая ваша мысль: наверное, его корабль потерпел крушение на Северне, или же моряк проводит отпуск в родных краях. Но тут из-за угла появляются еще трое или четверо мужчин в морской форме! И как поступит к такой ситуации человек, при условии, что он впервые приехал в Глостер и к тому же, как и все путешественники, не лишен любознательности? Правильно, вы последуете за моряками… И они приведут вас совсем в другую часть города — в Глостерский порт, где за высокими мельницами и элеваторами для подачи зерна стоят на якоре грузовые суда.

К вашему огромному удивлению вдруг выяснится, что Глостер — это самый настоящий маленький Ливерпуль, каким-то чудом перенесшийся в Центральную Англию. Вы обнаружите непременные составляющие морского порта: ремонтный док, плавучие элеваторы, склады с лесом и вагонетки с углем — и все аккуратно спрятано в просторном эстуарии Северна.

От верфей убегает железнодорожная ветка, и не одна… а пронзительный скрип подъемного крана странным образом смешивается с перезвоном соборных колоколов…

Чем меня больше всего порадовал Глостер, так это своей гостиницей — по сути, я остановился на средневековом постоялом дворе. Проживание в таком месте оказалось для меня (да, полагаю, и не только для меня) совершенно новым и неожиданным жизненным опытом. В 1327 году Эдуард II был убит в Глостере. Похоронили его тут же, в местном соборе, и немедленно к гробнице бывшего короля потянулся неиссякаемый поток пилигримов. Трагедия английского монарха обернулась источником благоденствия для города: здесь выросли новые постоялые дворы, некоторые из них и до сих пор обслуживают путешественников.