Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)

Полицейский обратился ко мне:

— Что будете пить?

Я колебался.

— Ну, так чем вас угостить?

— Виски с содовой, — сказал я. — Спасибо.

— Со льдом?

— Со льдом.

— Значит, вы писатель, да?

— Быстро разносятся вести.

— А что пишете?

— Книги, — ответил я.

— Публиковались?

— Да.

— Научная фантастика?

— НЕТ!

— Когда-нибудь удавалось написать бестселлер?

— Никогда.

— А я вот мечтаю написать бестселлер.

— Замечательно.

— Вы не поверите, какие истории мне приходится иногда выслушивать.

— Поверю.

— Невероятные истории! — произнес он тонким, обидчивым голоском. — Они все у меня вот здесь.

— Где — здесь?

— В голове.

— Надо еще уметь перенести это все на бумагу!

— У меня уже есть отличное название.

— Это хорошо.

— Хотите, скажу, какое?

— Ну, если хотите.

Он разинул рот и уставился на меня.

— Да вы шутите, приятель! Это же надо — чтобы я выдал свое название! А может, вы его украдете? Название уже денег стоит.

— Тогда вы должны хранить его в тайне.

— Название, — сказал он прочувствованно, — способно сотворить или погубить книгу.

Вспомним Эда Мак-Бейна! «Расплата убийцы»! Вспомним «Город акул»! Или «Сожжение Эдема»! Или «Собачий день»! Отличные названия. Он оценивал денежное выражение своего названия в 50 ООО американских долларов. С названием вроде этого можно снять отличное кино. Даже без книги!

— Даже без сюжета? — вставил я.

— Может, и так, — кивнул он.

В Америке, сказал он, названия продают за миллионы. Нет, он-то не собирается перепродавать свое название киношникам. Название и сюжет — одно целое.

— Нет, — он задумчиво покачал головой. — Я бы не хотел их разлучать.

— И не надо.

— А может, мы могли бы работать вместе? — вдруг предложил он.

Он набросал картину этого творчески-делового союза. Он предоставляет название и историю. А я пишу книгу, потому что у него, как у полицейского, недостаточно досуга, чтобы писать.

— Чтобы писать, нужно время, — согласился я.

— Ну, так что — пойдет?

— Нет.

Он был заметно разочарован. Он еще не был готов сообщить мне название, однако, чтобы раздразнить мой аппетит, предложил познакомить меня с сюжетом. Сюжет этой невероятной истории начинался с того, что автомобильный поезд насмерть раздавил аборигена.

— Ну и?

— Ладно, сейчас скажу, — сказал он.

Он облизал губы. Решение далось ему с большим трудом.

— «Мешок для тела», — сказал он.

— «Мешок для тела»?

Он прикрыл глаза и улыбнулся.

— Я еще никому не рассказывал, — сказал он.

— Но почему «Мешок для тела»!

— Ну, мешок, в который засовывают мертвое тело. Я же сказал история начинается с задавленного чернокожего на шоссе.

— Я слышал.

— Ну, что — нравится? — спросил он взволнованно.

— Нет.

— Я про название.

— Я понял, что про название.

Я заговорил с человеком с багровым родимым пятном, который сидел слева от меня. Во время войны он оказался в Англии, под Лестером. Он воевал во Франции, а потом женился на девушке из Лестера. Жена приехала вместе с ним в Австралию, но потом вместе с их ребенком вернулась в Лестер.

Он уже слышал, чем мы занимаемся — осматриваем священные места.

— Знаешь, что лучше всего сделать с этими священными местами? — спросил он, растягивая слова.

— Что?

— Динамитом взорвать!

Он усмехнулся и отсалютовал стаканом аборигенам. Когда он пил, его родимое пятно вибрировало.

Один из аборигенов, очень худой, с виду типичный деревенщина с копной спутанных волос, оперся обоими локтями на стол и прислушивался.

— Священные места! — не унимался человек с пятном. — Да если сосчитать всё, что они называют священными местами, то окажется, что в Австралии триста чертовых миллиардов священных мест!

— Примерно так, приятель! — отозвался тот худой абориген.

Справа от меня Аркадий разговаривал с полицейским. Они оба раньше жили в Аделаиде, в пригороде Сент-Питерс. Они даже ходили в одну школу, у них был один учитель математики. Только полицейский был на пять лет старше Аркадия.

— Мир тесен, — изрек он.

— Это верно, — подтвердил Аркадий.

— А зачем ты с ними возишься? — полицейский обратил большой палец в сторону аборигенов.

— Потому что они мне нравятся.

— Да мне они тоже нравятся, — ответил тот. — Нравятся они мне! Мне нравится наводить у них порядок. Но они не такие, как мы.

— И в чем же они не такие?

Полицейский снова облизал губы, звучно втянул воздух между зубами.

— Устроены иначе, — сказал он наконец. — У них не такие мочевыводящие пути, как у белого человека. Другая мочевая система! Поэтому они и пить не умеют!

— Откуда вы знаете?

— Это доказано, — ответил полицейский. — Научно доказано.

— Кем?

— Не помню.

Должно существовать два разных закона о потреблении спиртного, продолжал он: один — для белых и другой — для черных.

— Вы так думаете? — спросил Аркадий.

— Штрафовать человека за то, что у него более крепкая мочевая система? — от негодования полицейский повысил голос. Это же несправедливо. Это неконституционно!

Его овчарка заскулила, и он потрепал ее по голове.

Ну, а где другая мочевая система, там конечно же и другое серое вещество. Мозг аборигенов, заявил полицейский, отличается от мозга арийцев. У них лобные доли более плоские.

Аркадий сузил глаза до татарских щелок. Теперь он уже по-настоящему разозлился.

— Да, они мне нравятся, — повторил полицейский. — Я никогда и не говорил, что они мне не нравятся. Но они же как дети! У них детский разум.

— А с чего вы это взяли?

— Они неспособны к прогрессу, заявил тот. — Вот поэтому вы все, борцы за их права, и неправы. Вы же мешаете прогрессу! Вы помогаете им уничтожить белую Австралию.

— Позвольте вас чем-нибудь угостить? — вмешался я.

— Нет, спасибо! — рявкнул тот. Лицо его гневно подрагивало. Я заметил, что ногти у него обкусаны до мяса.

Аркадий помолчал секунду-другую, справляясь с приступом раздражения, а потом начал объяснять, медленно и доходчиво, что лучше всего судить об интеллектуальных способностях человека можно по его умению оперировать словами.

По нашим меркам, сказал он, многие аборигены — просто лингвистические гении. Разница лишь во взглядах на мир. Белые беспрестанно изменяют мир, чтобы он отвечал их сомнительным представлениям о будущем. Аборигены же вкладывают все силы в то, чтобы сохранить мир таким, каким он был. Чем же это хуже?

У полицейского отвисла челюсть.

— Ты — не австралиец, — заявил он Аркадию.

— Еще какой австралиец!

— Ничего подобного. Я чую, что ты не австралиец.

— Я родился в Австралии.

— Это еще не делает тебя австралийцем, — заносчиво возразил тот. — У меня пять поколений предков жило в Австралии. А твой отец где родился?