Николай Максимов - Поиски счастья

Через минуту из его яранги снова послышались удары бубна, а спустя четверть часа чукчи увидели, как Кочак покинул Уэном.

К Тымкару снова подошел Пеляйме.

— Тымкар, — Сказал он ему. — Я, Пеляйме, верю тебе. Я твой друг, и я знаю, что ты не убийца. Все люди поверят тебе, и ты будешь жить с нами.

— Пеляйме, тумга-тум! Значит, веришь, что я не убийца? Однако, сегодня я едва не стал им… Как мог он? Разве Эттой не рос вместе с ним? Что плохого я сделал Кочаку? Разве не человек я, а дух? — он опасался сказать «кэле».

— Это хорошо, что Кочак уехал. Пойдем есть. Завтра я помогу тебе установить полог.

Тымкар обнял своего старого друга.

— Много новостей у нас, Тымкар, — сказал Пеляйме, — Недавно приходил к нам таньг. Хороший. Скоро еще придет.

— Хороший таньг? Не Богораз ли?

— Богораз? — Пеляйме, казалось, что-то вспоминал.

— У него брови — как крылья у летящей чайки, длинный нос, большой лоб, не так ли?

— Однако, нет. Его зовут Ван-Лукьян. Ох, совсем забыл! Этот таньг плавал на остров. Разве ты не встретил его там?

— Он был там, — коротко ответил Тымкар.

Чукчи сидели на топчане, кусках плавника и просто на полу. В домике Пеляйме было тесно. Энмина разливала чай.

— Много таньг Ван-Лукьян говорил нам, — продолжал Пеляйме. — Так, говорит, несправедливо, так не будет, вы станете жить лучше. Тогда тоже куда-то уезжал Кочак.

— Верно, — подтвердил один из чукчей.

— Так было. Да, да, Еще сказал — торговля правильная будет, Американов выгоним, — дополнил другой.

Но можно ли этому поверить? — спросил сидящих Пеляйме.

Занятые чаепитием, чукчи молчали.

После чая Энмина куда-то ушла и увела с собой Сипкалюк. Мужчины закурили. Комнатка быстро наполнялась табачным дымом.

— Скоро, говорил Ван-Лукьян, вы сможете за двух песцов получить винчестер с патронами, — не унимался Пеляйме.

Тыкос вспомнил рассказ отца о том, как чернобородый янки требовал у него за ружье целую стопу шкурок высотою с винчестер, И вот за все годы, сколько их было, они с отцом так и не добыли ружья, к которому всегда можно было бы приобрести патроны.

— Конечно, этому трудно поверить, — продолжал муж Энмины, почесывая вспотевшую спину, — однако, так говорил таньг.

— А у него винчестеры были? — спросил Тыкос.

— Однако, не было.

Тыкос громко засмеялся. Чукчи неодобрительно посмотрели на него: хотя трудно поверить словам странного таньга, но разве можно смеяться над этим?

Взгляд Тымкара был сосредоточен и задумчив. Ведь это было бы большое счастье, если бы настала такая жизнь, как говорил Ван-Лукьян. «Меня, — сказал таньг, — прислал Ленин — самый большой и сильный человек на земле, который жалеет бедняков»…«Самый сильный!» — повторил в уме Тымкар, В тундре самым сильным всегда был Омрыквут. А таньг Амвросий говорил чукчам, что на земле самый сильный называется царем. Он помощник бога-духа, стойбище которого на небе. Тогда он представлялся Тымкару богатым оленеводом и шаманом, стаду которого, как звездам, нет числа.

Однако ни главного шамана — бога, ни его помощника — царя никто из чукчей не видел. А теперь оказывается, что самый сильный на земле — Ленин, Так говорил и на острове Ван-Лукьян.

Чукчи курили. Их лица были едва различимы в густом дыму.

— Сначала мы не поверили таньгу, — вмешался какой-то юноша, с достоинством взглянув на Тыкоса. — Думали — шаман он. «Мы, говорил он, большевики, красные». А сам белый, как все таньги.

— Ты много всего видел, Тымкар, — снова заговорил Пеляйме, — ты помоги нам.

— Да, да, много видел, — поддержали и другие.

— Однако, я много видел американов.

— Это так, — согласились чукчи, — мы тоже так думаем. Мы также думаем, что Кочак обманщик и слабый шаман. Ты правильно поступил. Живи с нами. Мы хотим тебя. Кочак нам говорил: «Прогоните таньга. Плохой. Пусть подохнет. Тогда радость появится в наших сердцах». Зачем, однако, станем прогонять? Возможно, он правдивый человек, станет за две шкурки давать винчестер, Разве это плохо? А шаман смеется: «Даже ребенок не поверит этому!» Но кто же в тундре не знает, что Ван-Лукьян правдивый человек! Он вроде как чукча! Ты как думаешь, Тымкар?

Тымкар глубоко затянулся дымом.

— Я думаю, что Кочака надо прогнать. Лживый человек. Возможно даже, что я убью его, хотя никогда убийцей не был.

Чукчи стихли, изумленные смелыми словами.

— Я также думаю, что американы — очень плохие люди. Не надо пускать их к себе. Один раз я уже не пустил чернобородого.

— Однако, он стрелять начал из пушки?

— Это верно, — подтвердил Тымкар, — но все же я не пустил его.

— Таньг Ван-Лукьян думает так же, — заметил Пеляйме. — Он также говорит, что там, где Ленин самый сильный, бедные дрались с богатыми.

— Это верно, — послышались голоса. — Все мы слышали это. Однако как могут бедные драться с богатыми?

Тымкар снова задумался.

— Я думаю, что такие таньги, как Богораз, Василь, Ван-Лукьян, — это правдивые таньги. Они наши друзья. Я также думаю… — но договорить ему помешали вернувшиеся Энмина и Сипкалюк.

— Э-эх! — дружно и весело ахнули они, едва различимые в табачном дыму.

Лишь тут мужчины обратили внимание, что и сами себя почти не видят.

— Моржи появились, Пеляйме! — радостная, объявила Энмина.

— Э-гей! — раздались в ответ одобрительные голоса, и, как по уговору, все потянулись к выходу.

Но ни появление моржей, ни встречи с земляком — ничто не могло согнать напряженного выражения с лиц охотников. Эта весна, как никогда, взбудоражила их. Что-то непонятное происходило вокруг.

Отец Амвросий жил в Славянске, но ему доводилось бывать и в бухте Строгой, и в Уэноме, и во многих других поселениях. Каждый раз, возвратившись домой, он втихомолку сбывал купцам пушнину, а деньги складывал в ларец, спрятанный в алтаре, Денег этих хватило бы и на усадьбу, и на дом, и на прочие надобности, но епископ не внимал просьбам провинившегося бати, и Амвросий, уже заметно постаревший, продолжал оставаться в Славянске, где, слава богу, как говорил он сам себе, ничего не знали о его истории с Омрыквутом и позорном бегстве из Нижнеколымска.

Чтобы не подвергать себя опасности снова застрять в тундре, Амвросий стал ездить по побережью летом, а зимой оставался дома. Вот и в эту весну, пользуясь попутными вельботами, он проехал прямо к мысу Дежнева, чтобы отсюда, пробираясь к дому, попутно выполнять задание владыки по обращению чукчей в христову веру.

Так однажды утром он оказался в Уэноме.

Тымкар и Тыкос строили ярангу, когда к ним подо шел миссионер.

— Дети мои…

Только эти два слова и уопел произнести Амвросий, так как Тымкар, взглянув на него, вздрогнул и так сильно изменился в лице, что тому показалось — чукча сейчас замертво грохнется на землю. Глаза и рот Тымкара широко раскрылись, лицо побледнело, левое веко задергалось. Он смотрел на пришельца так, как может смотреть только суеверный чукча, если ему почудится, что перед ним не человек, а кэле…