Луи Буссенар - Приключения в стране тигров

Можно только дивиться, сколь быстро и сколь полно они покорились власти новых хозяев.

Но и это еще не все. Едва несчастный слон оказывается в ограде, слониха спешит подогнать его к натянутым веревкам и лассо, мешает двигаться и защищаться, избавляя тем самым охотников от труда пленения жертвы.

Но иногда столь просто дело не обходится. Самец, недоверчивый, как истинный дикарь, останавливается перед непонятным сооружением, не обращая внимания на ласки обольстительницы, которая испускает пронзительные крики, полные разочарования и досады.

Крики служат сигналом. Стоящие в засаде прирученные самцы стремглав бросаются к дикому собрату, ошеломленному внезапной атакой: его окружают, подталкивают, так что он все равно оказывается в ограде.

Если же несчастный начинает сопротивляться, его оглушают ударом и, зажав боками, принуждают двигаться в кедду.

Тут наступает очередь людей: войдя между брусьями в ограду, они накидывают на пленника лассо, опутывают ноги веревками и в конце концов валят на землю.

А через полгода это непокорное, бешено сопротивлявшееся животное становится кротким и послушным. Слон понимает любую команду человека, и даже ребенок может управлять им.

Охотники, посланные императором на поиски Белого Слона, обнаруженного пунги, собирались использовать первый из описанных способов.

Во главе отряда был поставлен один из министров, которому в качестве прямого представителя императора были даны широчайшие полномочия. Поскольку губернатор провинции, где оказалось священное животное, не известил об этом своего повелителя, приказано было немедленно сместить ротозея, лишить сана и отправить в Мандалай, где должна была решиться его участь.

Подобное преступление считалось государственной изменой, и виновного ожидали ужасные пытки и мучительная казнь, ибо не было никаких сомнений, что он утаил нахождение на своих землях Белого Слона.

Но даже если он действительно ничего об этом не знал, то в столь серьезном деле само незнание было величайшим преступлением!

Корабли и плоты встали на якорь у берега, и матросам, изнуренным двухдневной борьбой с быстрым течением, предстоял наконец вполне заслуженный отдых. Охотники же сразу двинулись в лес.

В авангарде ехали конные разведчики, которых включили в экспедицию в последний момент из числа кавалеристов, постоянно находившихся при императоре, чтобы сопровождать его, если ему самому вздумается отправиться на охоту.

Всадникам предстояло рассыпаться веером по всем направлениям, найти следы диких слонов, а затем вернуться к основному отряду.

Отряд состоял из двенадцати слонов, и только двое несли на своей спине гауду. Десять других были заседланы, и на каждом восседали два человека — мау на шее и загонщик в седле.

Слоны, несущие гауду, предназначались для министра и бооха — старшего офицера, командовавшего загонщиками.

Как уже было сказано, гауда представляет собой нечто вроде балдахина, накрепко привязанного к спине слона подпругами. Внутри его расположены друг напротив друга два сиденья, на каждом из которых могут свободно разместиться два человека.

Сзади находится небольшое откидное сиденье для слуги, который держит в руках зонтик, даже если солнце скрылось за тучами, — как символ власти, а также опахало, чтобы отгонять мух, — в отличие от зонтика вещь весьма полезную.

В железные кольца, укрепленные на краях скамеек, вправляется кисейная ткань [108] Кисейная ткань, кисея — легкая прозрачная хлопчатобумажная ткань с ткацким рисунком. , хорошо защищающая от палящего солнца, или же более плотная материя для прохладной погоды.

Если гауда предназначена для монарха, ей стараются придать форму трона, а в передней части прикрепляют хти — священный символ царской власти, украшающий также крыши пагод. Он сделан из железа, покрытого позолотой, и можно легко представить, с какой роскошью украшен.

Отряд двинулся вперед по плывунам, расположенным вдоль берегов реки, на которых не росло ничего, кроме густой травы.

Для лошадей этот участок пути был чрезвычайно труден: копыта их скользили и вязли на гладкой почве, гораздо более приспособленной для широких пористых стоп слонов.

После изнурительного марша, занявшего полдня, на пустынной равнине стали все чаще встречаться небольшие рощицы — верный знак приближения леса.

А добраться до леса было необходимо, причем как можно скорее: слоны сильно страдали от жары на ничем не защищенной травянистой поверхности, обжигаемой безжалостным солнцем.

May опасались, что животные получат тепловой удар, хотя все меры предосторожности были приняты и головы слонов покрыли холщовой тканью, смоченной в масле.

…Первый день пути завершился без всяких происшествий; разведчики на совершенно измученных лошадях вернулись к отряду, и на опушке леса был разбит лагерь.

Разведчики обнаружили очень много следов, но все они были старыми — по меньшей мере трехнедельной давности.

Пунги не выказал ни малейшего удивления, объяснив, что трава на равнине, чрезмерно обожженная солнцем, стала жесткой и потеряла привлекательность для слонов, которые ушли с пастбища, но недалеко, и завтра до наступления темноты они обязательно будут обнаружены.

На рассвете следующего дня разведчики, как и накануне, рассыпались веером по окрестностям, сидя на лошадях, еще не оправившихся от безумной гонки по равнине и лесу.

Пунги, безмятежно улыбаясь, не стал их останавливать, хотя и предупредил министра, что делать это совершенно не нужно, ибо он сам приведет охотников в нужное место.

К полудню был устроен привал, и разведчики вновь вернулись ни с чем. Министр уже начал искоса поглядывать на монаха, сохранявшего полную невозмутимость.

— Ты уверен, что не ошибся, пунги?

— Я сказал тебе, что до темноты мы увидим слонов. Ты нетерпелив, как белый человек или женщина. Умей ждать!

Прошло еще три часа, в течение которых бонза не произнес ни единого слова.

Головной слон вступил на тропинку, проложенную, очевидно, дикими животными. Тропинка вела к обширной поляне, окаймленной, как озеро, зеленой растительностью и деревьями, которые становились все более высокими и все более частыми.

Почва здесь была болотистая, покрытая водными растениями и пучками густого мха, среди которых там и сям пробивались струйки прозрачной, восхитительной на вкус воды.

— В этом месте пасутся слоны, — бесстрастно сказал монах, указывая на поляну, — И пить они приходят сюда же.

— Да будут истинными твои слова! — ответил министр.

— Слушай… и больше не высказывай сомнений.

В этот момент послышался топот, слегка приглушенный густой травой, и к ним выскочил загонщик на лошади, роняющей белые клочья пены.