Богуслав Шнайдер - Золотой треугольник

— Послушай, — вдруг пришло мне в голову, — а здесь, в Азии, корсиканцы или американские мафиози никогда не пытались вытеснить из торговли наркотиками китайские тайные общества?

— Как же, мафия несколько раз пыталась пустить корни в Таиланде, но все ее попытки оканчивались полным фиаско. Со времен провала в тысяча девятьсот семьдесят шестом году организации Лесли Аткинсона и Германа Джексона никто из иностранцев ни в Таиланде, ни в Соединенных Штатах не отваживается ступить на эту опасную почву. Очевидно, бывшие гоминьдановские деятели решили не делиться с чужаками даже мало-мальской толикой своих доходов. Против их воли ни один иностранный перекупщик не мог бы пробраться в Юго-Восточную Азию. Он слишком заметен.

— Может ли в походе против этих тайных организаций иметь успех кто-либо иной, кроме самих китайцев? Ведь они не впускают в свой круг не только европейца, но и тайца, индийца и малайца.

— Китайцы — молчаливые коммерсанты и видят один другого насквозь, — согласился он со мной. — Они заключают многомиллионные сделки без договоров и документов. Вместо подписи — рукопожатие или неприметный кивок. Мы знаем, что торговлей наркотиками занимаются три или четыре гангстерские организации, у которых есть коммерческие связи с Европой и Соединенными Штатами. Все они процветают, но уличить их трудно…

— А полиция добивается хоть каких-нибудь результатов?

— Провозить наркотики сейчас несколько опаснее, чем пять лет назад. Еще в начале семидесятых годов длинные караваны мулов возили опий-сырец из Бирмы в Таиланд средь бела дня. Лаборатории в окрестностях Чиангмая, Чианграя и Мэхонгсона почти в открытую перерабатывали его в морфин и героин. Сейчас бы никто такого каравана из Бирмы не отправил: его легко обнаружить с вертолета. И тогда обработку сырья перенесли из Таиланда на другую сторону границы.

Из Бирмы теперь вывозят не опий-сырец, а героин, который в десять раз компактнее, и перебрасывают его чаще всего с помощью обыкновенных носильщиков. Растянувшаяся на сотни километров граница проходит через джунгли и дикие горы, так что углядеть за ними просто невозможно.

Я был знаком с азиатскими джунглями по Суматре. В дремучих лесах Юго-Восточной Азии военный и полицейский патруль может пройти в полуметре от человека, не заметив его. В густых зарослях взрослый мужчина за день не прорубит себе путь больше чем на десять метров. За неделю буйная растительность скроет любой след человека или зверя, поглотит протоптанную тропинку, небольшое поле, а то и целый город.

— Но ведь наверняка можно патрулировать шоссе, ведущее из таиландского пограничья в глубь страны, — предположил я.

Он кивнул:

— Полиция и армия пытаются это делать, но на людных дорогах невозможно обыскивать каждого пешехода и копаться в каждой машине. И все же кое-чего они добились: значительная часть бирманского опия направляется теперь не в Северный Таиланд, а на побережье. Маленькие рыбацкие джонки перебрасывают его на Юг. В непроходимых джунглях на границе Таиланда и Малайзии, откуда воинские подразделения обеих стран не могут изгнать партизан, действующих здесь еще с конца второй мировой войны, открылись новые лаборатории. Драгоценный яд поездом отправляют отсюда на Север, в Бангкок, или контрабандой доставляют в Малайзию. Значительным центром опиумной торговли стал переполненный туристами остров Пенанг, имеющий прямую связь с Европой.

— Думается, торговцы смертью и сейчас еще имеют много преимуществ перед полицией, которая их преследует, — заметил я.

— Верно, — со вздохом согласился мой собеседник. — Торговля наркотиками похожа на мяч. Сожмешь его в одном месте — он раздувается в другом.

— Где находится лаосское посольство? — спросил я в холле гостиницы у седого старика в белоснежной рубашке.

Отель «Атланта» явно не мог сравниться с помеченным в проспектах пятью звездочками «Интерконтиненталем» или даже с «четырехзвездчатым» «Хайетом», однако и ему не приходилось жаловаться на недостаток постояльцев. Только кошельки у них были не так туго набиты.

— Вы едете в Лаос? — удивился портье.

Времена, когда прогулка в Страну миллиона слонов была для посещающих Таиланд туристов приятным времяпрепровождением, миновали. Теперь туристы не получают въездной визы на другой берег Меконга, да и не просят ее, потому что без официального разрешения иностранцы не имеют права покидать столицу. А разрешение не получают даже служащие большинства посольств.

— Вьентьян! — мечтательно произнес старик и почти торжественно достал из ящика стола какую-то бумагу, покрытую письменами, напоминающими орнаментальную вышивку.

— Это пропуск Патет-Лао, с которым можно перейти лаосскую границу без всякой визы.

Я недоверчиво покачал головой: пропуск нацарапан на обыкновенном тетрадном листке с датой четырехлетней давности. За столь долгое время в стране, где произошла революция, многое должно было измениться, в том числе и люди, выдававшие подобные документы.

— Вы тоже собираетесь в Лаос? — спросил я скорее из вежливости, а сам подумал: за какую цену можно приобрести такую бумажку?

— Нет. Пожалуй, Вьентьян я больше никогда не увижу, — меланхолически ответил седовласый портье. — А жаль, я провел там немало прекрасных лет.

— Вы француз?

— Нет, я немец, — ответил он.

— А почему вы в Бангкоке? В вашем возрасте вы могли бы получать у себя дома приличную пенсию.

— Я не портье. Отель «Атланта» принадлежит мне, — сказал он просто. Полез в тот же ящик и достал визитную карточку, отпечатанную на прекрасной бумаге.

Там было написано: «Д-р А. Манн, репортер-исследователь УЮ Ньюс». Я не имел понятия, что обозначают слова «репортер-исследователь», еще загадочней выглядела аббревиатура УЮН. Почему у владельца отеля «Атланта» такая визитная карточка? Обыкновенно на визитных карточках указывается профессия или адрес. Почему же владелец отеля пользуется абсурдным термином «репортер-исследователь»? В его отеле более ста номеров, и хотя здание уже явно ветшает, оно представляет собой немалое достояние.

— Поздравляю с успешной карьерой, — сказал я шутливо.

— Она не так блистательна, как вам кажется, — он с философским видом пожал плечами. — Дело в том, что начинал я как офицер абвера.

Если он ждал каких-либо признаков изумления, я не оправдал его надежд! Годы, проведенные в странствиях по свету, научили меня скрывать удивление. Я понятия не имел, зачем ему нужно сообщать о своей принадлежности к тайной службе Канариса иностранцу, которого видит впервые в жизни. То ли с возрастом он утратил осторожность, то ли одолело его старческое тщеславие? Или — и последнее предположение обеспокоило меня — он забрасывает удочку, но что ему надо, я пока не понимаю. Я посмотрел на него внимательнее: