Галина Шевцова - Япония. В краю маяков и храмов

Людей, не похожих на остальных, тут называют «каватте» — дословно: «измененные», «странные». Еще говорят, что иностранные студенты все «каватте», и это, без сомнения, так. Другие сюда просто не попадают. Юко тоже «каватте». Ей подарили игрушечного медведя. Она советовалась, что с ним делать. Назови его, говорю, Михаил Потапыч. А она мне — ой, наверное, я не смогу, Я ЕГО ИЗБЕГАЮ! А еще Юко рассказывала, что как-то гостила у одного своего московского приятеля и тогда выдала его маме перл: «Давайте закроем окно, чтобы комары не вошли». И тут же мне показала, как могли бы строевым шагом входить в окно комары.

В университете продолжаются занятия. Профессора Куниката и Масуда, словно сговорившись, рассказывают нам массу страшных историй. Каждый, правда, в своем ключе. Куниката, например, объяснял разные иероглифы про смерть. Получалось доходчиво: префикс «ко» перед именем означает «покойный такой-то». Если напишут «ко-Куниката», значит, я уже умер. А этот иероглиф означает «могила». Вы знаете, что в Японии хоронят вертикально и могилы выглядят как столбики? Вот на этой будет написано «Куниката» (рисует могилу-столбик и пишет на ней). Кстати, некоторые делают себе могилы заранее. И пишут на них свое имя красными буквами. Когда они умрут — буквы перекрасят в черный. Если вы будете умирать в Японии, можете тоже так сделать!

А Масуда рассказал следующее: «А еще говорят, что если ночью пробраться к синтоистскому храму в белом кимоно с красным кругом на груди и белой тряпочкой, привязанной ко лбу, и принести с собой соломенную куколку, и в час быка [7] С двух до четырех часов ночи. прибить ее гвоздем к храму (только гвоздь нужно вбить на то место, где у человека сердце), то враг, на которого ты задумал, умрет! Но если в тот момент, когда ты будешь вбивать гвоздь, тебя кто-нибудь увидит, то умрешь ты. Прямо с места не сходя! Думаете, так теперь никто не делает? Еще как делает! В маленьких глухих храмах, в самых дальних и темных углах, иногда встречаются соломенные куколки, прибитые гвоздем к стене». И еще: «Не ешьте много моти [8] Моти — сладкие колобки из прессованного мятого риса. . Вы знаете, что в один моти влезает большая миска риса? А от этого, сами понимаете, животик… Вот совсем как у меня. Я ведь ужасно моти люблю!» Еще в древней Японии, помимо 12-летнего годового цикла с названиями животных, был и 60-летний годовой цикл, его заимствовали из Китая, даже летоисчисление так вели. Дни тоже подразделялись согласно этому циклу. Каждый день имел свое название. В день Каноесару многие не ложились спать. Ведь, согласно поверью, в этот день… Нет, лучше подробнее. Дело в том, что в те времена считали, что внутри каждого человека живет маленькая бабочка, которая раз в 60 дней (как раз в день Каноесару) улетает на небо и рассказывает божествам о делах «своего» человека. И о хороших, и о плохих. Улетает бабочка тогда, когда человек спит. Именно поэтому в день Каноесару многие не ложились спать. Чтобы бабочка там наверху чего-нибудь лишнего не сболтнула.

Другие преподаватели тоже лицом в грязь не ударяют. Ацута-сэнсэй рассказывала, что еще лет 10–15 назад был такой обычай: если в кафе молодой человек что-нибудь заказывал, то барышня должна была заказать что-то более легкомысленное. Например, если он заказывал сок, то для нее кофе уже не предполагалось. Можно было рассчитывать только на мороженое. Следуя этой схеме, барышня могла получить кофе только в том случае, если парень заказал выпивку. В крайнем случае можно было сделать одинаковый заказ, например обоим кофе. От этого случались затруднения. Ацута однажды очень переживала, когда никак не могла придумать ничего более легкомысленного, чем сандвич, заказанный им. А еще барышням положено было говорить неестественно тоненькими «женскими» голосами. Это, кстати, и сейчас случается.

В университете я познакомилась с Сашей из Екатеринбурга. Она по другой программе приехала и потому живет не в нашем общежитии, а в другом — прямо на территории иняза. У нас с Сашей оказалось несколько общих лекций. Вот перед одной из них мы возле двери и столкнулись. А дверь-то заперта. Мы стали выяснять друг у друга по-японски, не перепутали ли чего. Очень вежливо так разговаривали, с разными грамматическими выкрутасами. А потом мимо знакомые русские ребята прошли и Сашку по-русски окликнули. Она с ними, конечно, тоже по-русски. И я ей говорю: зря раньше-то по-японски напрягались. А она засмеялась: я могла бы сразу догадаться, что ты славянка, хоть внешне и не похожа — очень уж у тебя японское произношение хорошее [9] Славянские языки очень близки японскому по набору звуков, поэтому практически все славяне говорят по-японски без акцента. А вот западноевропейцам, особенно англоязычным, очень в этом плане тяжело, и акцент у них, как правило, чудовищный. . Так и познакомились.

Масуда показывал фильм Куросавы про самурая. Ничего себе такой боевичок. И самурай совестливый, всемогущий и приятный. И что-то во всем этом (в первую очередь в самурае) было такое томительно знакомое. Я сначала не поняла что. А потом дошло. Просто это выворотка истории про «Трудно быть богом». Зная профессию старшего Стругацкого, трудно предположить, что это случайность. Кстати, о том же. Я вытрясла из Кадзи-сэнсэя (историка иероглифов) изначальное значение иероглифического ключа «ру-мата». Это означает «поддержка», «помощь» и «жалость». Дословно (точнее — долинейно) — рука, держащая на ладони птичку. Но почему-то этот ключ часто используют для обозначения понятий, связанных с убийством. Правда, похоже на дона Румату Эсторского? И опять же, ввиду специфики профессии старшего Стругацкого, случайностью такое совпадение быть не может.

Большой француз Жан казался мне всегда человеком, мало расположенным к приколам. Ан нет! Сидим это мы на грамматике самовлюбленного Сакаты. А Саката этот любит задавать вопросы типа: «У вас в стране есть…» — дальше следует не известное никому слово, вот и соображай, чего отвечать. А скажешь ему: «Чего-чего есть?» Он сразу: «Как??? Вы этого не знаете???» Вот, значит, спросил он у меня что-то подобное. Я обдумываю, как бы выкрутиться. Слышу, за моей спиной Жан лихорадочно щелкает клавишами электронного словаря. А потом выдает на весь класс по-французски: «Он спрашивает у тебя, есть ли у вас в стране услуга обратной доставки почты за те же деньги!» Я радостно толкаю Сакате речь. Бедный, бедный Саката, он так и не понял, что произошло. Поговоришь вот так с французами, а потом заходишь на лекцию и здороваешься: «Бон ничи ва!» — японское «кон ничи ва» + французское «бонжур» в одном флаконе. Кстати, над Сакатой у нас все посмеиваются, а зря, наверное. Он неплохо преподает, да к тому же бывает, тоже что-то интересное расскажет. Перечислил вот профессии, обладателей которых положено именовать не «сан», а «сэнсэй». Кроме учителей это врачи, адвокаты и, представьте себе, архитекторы! «Так что, — радостно подвел итог Саката, — Гарину-сан [10] Японцам плохо дается буква «Л». Они не отличают ее в речи от «Р», потому так и произносят. (в смысле, меня) на самом деле надо называть Гарина-сэнсэй». Все почему-то очень обрадовались. А однажды Саката объяснял про всеми любимые счетные суффиксы: «Мелкие звери считаются на шкурки, а большие… Вот у вас на родине, Гарина-сан, какой самый крупный зверь? Медведь наверное?» Я: «Нет, у нас медведи все вымерли, теперь у нас заяц самый большой!» Он: «Заяц, говорите, очень хорошо… А на что зайцев считают?» Я: «Конечно, на крылья, это все знают!» Он: «М-да, как ни странно, но так и есть, уши у них на крылья похожи потому что». По его расстроенной роже было понятно, что я испортила один из его коронных номеров.