Юрий Иванов - Острова на горизонте

Успокоившись и что-то строго проговорив, женщина потрогала его лоб и приказала ему помыться в тазу. Она поливала из кувшина, а Валька, фыркая, с удовольствием плескался горячей водой.

— Мон ном э Мари, — сказала женщина, ткнув себя в грудь пальцем.

— Мон ном э Валентин, — назвал себя Шубин. — Валька.

— О, Валика? — засмеялась Мари. — Сэ бьен.

— Да-да, это хорошо, — засмеялся и Шубин. — Мерси за все. Лимите… да? Дружба.

— Ламитье, — поправила его Мари. — Дружба. Ла пе!

— Мир? Да-да, же компран.

Потом, одетый в теплый махровый халат, он сидел за столом и ел. Как он ел! Мари пододвигала ему то тарелку с разогретым консервированным мясом, то масло, то хлеб, а Валька, благодарно урча: «Мерси, мадам, мерси!» — наворачивал за обе щеки.

— Дружба… ламитье! — выкрикивал Валька. — Мы за этот… за ла пе!

— Ла пэ, ла пэ, — смеялась Мари. — Мир, мир!

Она отвела его в соседнюю комнату, Шубин закрыл глаза и повалился на подушку.

Проснулся он в шесть утра с мыслью: на вахту пора! Всходило солнце, розово светилось окно. Несколько мгновений Валька разглядывал потолок, стену, на которой висел портрет улыбающегося круглолицего мужчины в летной куртке, затем, наконец-то поняв, где он, поднялся. На спинке стула висела его сухая и выглаженная одежда. Какая же она молодец, эта незнакомая женщина Мари! Как бы отблагодарить ее за такое внимание? Шубин быстро оделся и на цыпочках пошел в соседнюю комнату, заглянул в кухню, прихожую, вышел из дома. Ни Мари, ни Рекса!

Возле дома лежали толстые чурбаны и топор. Валька взял в руки топор и начал колоть дрова. Он торопился. Хотелось наколоть как можно больше дров, пока не вернулась Мари. Десятка три кругляков он расколол за какой-нибудь час, а потом аккуратно сложил и вернулся в дом.

А, вот что еще, как же он сразу не подумал? Шубин заметался по маленькой кухне. Вот мука, яичный порошок, масло. Чиркнул спичкой, зажег горелку газовой плиты. Сейчас он сделает блинчики, он такие блинчики умеет делать! Вскоре вкусно запахло. Блинчики получились золотистые и такие тоненькие, что хоть газету через них читай. И еще он угостит Мари кофе по-кубински, с пенкой. Вряд ли Мари умеет такой варить.

Послышались шаги, дверь распахнулась, и в кухню вошла хозяйка дома.

— Бонжур, — весело проговорил Валька. — Сэ бьен. Вот блинчики, ешь. Это хорошо!

— Бонжур, — лукаво поглядывая на него, пропела Мари, и взгляд ее остановился на горке блинов. Глаза Мари округлились. Она взяла один блин и попробовала его. Потом второй, третий. — Блинтшик? — спросила Мари и пододвинула Вальке тарелку, в которой осталось штуки три. — О, блинтшик!

— Блинчики, — повторил Шубин и подвинул тарелку ей.

Потом пили кофе, и Мари объяснила, почему и для чего она живет в этом доме. Орнитолог она. Изучает альбатросов.

Одевшись, они вышли из дома. Зевая и потягиваясь, Рекс побрел следом и, жмуря золотистые глаза, внимательно осмотрелся. Прикидывал, наверно, не сбежать ли опять.

Из долины слышались гортанные и певучие, будто кто-то трубил на трубах, голоса птиц. Мари потянула Вальку за рукав, и они отправились в долину. Сколько же тут собралось альбатросов! Не обращая внимания на людей, птицы будто танцевали возле своих гнезд. Раскинув громадные, метров, пожалуй, до трех в размахе, крылья, птицы задирали вверх головы и, приподнимаясь на перепончатых, как у гусей, лапах, кричали звучными голосами.

Валька как зачарованный слушал весенние песни птиц и глядел на горы, а потом — на бухту, всю синюю-синюю, в золотистой насечке отражающихся в ее поверхности солнечных лучей. Валька дышал вкусно пахнущим воздухом, который теплыми струями поднимался от нагретой солнцем земли, и чувствовал себя необыкновенно счастливым человеком.

Сколько замечательных людей живет на этой нашей прекрасной Земле. И Василий Васильевич, и Дмитрий Петрович, и капитан, и вообще все-все!.. И Мари. Валька поглядел в ее лицо заблестевшими глазами. Спасибо тебе за все, спасибо… И тебе спасибо, Рекс! Вот кого можно было расцеловать в этот момент, и Валька, опустившись на колени, схватил пса за башку и, потянув к себе, прижал к своему горящему лицу.

Какой-то новый звук послышался. Трактор? В дальнем краю долины показалась красная жужелица. Вездеход!

Непогода унялась, ветер совсем стих. Жарко, по-весеннему светило солнце, хоть куртку сбрасывай. Шумной толпой обитатели поселка Порт-о-Франс шли по гремящей гальке к спасательной шлюпке, возле которой возились боцман и его матросы: курчавый Жорик и молчаливый Вовка Кочемасов. Чуть в стороне стоял, разглядывая морского слона, Василий Васильевич.

Слева от Вальки, далеко выбрасывая ноги, ну точно цапля на болоте, шагал губернатор острова Мишель Дебре, а справа — Мари. Она держала Вальку под руку.

— На морского слона мы нечаянно напоролись, — сказал Василий Васильевич, когда вся толпа обитателей далекого полупустынного островка собралась возле шлюпки: — Ишь как располосовали бегемота.

На боку у зверя зияла рана. Люди молча смотрели на морское животное. Наверное, слон потерял много крови, оттого и был неподвижен. Толя Ковалев подошел к нему и, присев на корточки, осторожно притронулся к ране, с которой была содрана кожа. Зверь вздрогнул.

— Следите, чтобы он меня не сожрал, — сказал Ковалев и раскрыл саквояж. — Попробую заштопать ему дырку.

Зверь вздрагивал и ревел, но Анатолий обработал рану и зашил ее. Убрав инструменты в саквояж, он распрямился и похлопал слона по тугому боку:

— Живи, дружище!..

Вечером танкер покинул остров.

За время вынужденной стоянки в бухте Морбиан механики произвели необходимый ремонт, и вот теперь они навсегда покидали этот далекий, затерянный в южных антарктических широтах кусочек земли.

Холодный, знобкий ветер гулял над бухтой, но Валька торчал на пеленгаторном мостике и, щурясь, глядел, как постепенно тускнели огоньки поселка Порт-о-Франс. Неужели все это было? Было, было! И будет теперь всегда-всегда жить в его, Валькиной, душе: эти удивительные приключения на острове Кергелен и образы людей, работающих тут.

— Валька! Ну где ты пропал? — послышался голос кока. — Обегал весь танкер, думал, что опять ты в воду сиганул. Идем. Сюрприз я приготовил к ужину.

— Иду, иду, — засмеялся Валька, догадываясь по вкусному запаху, исходящему от белого колпака и халата Дмитрия Петровича, что приготовлен какой-то удивительный торт.

— Судовое время девятнадцать часов… — пророкотал по танкеру голос Василия Васильевича. — Все на борту судна… Команде ужинать.

Прежде чем отправиться в салон, Валька зашел в ходовую рубку. В ее полусумраке, наполненном привычными звуками и запахами, виднелась массивная фигура Фаддея Фаддеевича, чуть сутулая — старпома и мешковатая — Василия Васильевича. Уютно жужжал моторчик гирокомпаса, пощелкивал эхолот.