Тим Северин - Острова пряностей

Покидая Англию, Уоллес не был большим приверженцем христианской религии и по возвращении не изменился. В письме своему зятю-фотографу он вспоминал о своей юности, когда провел полтора года в семье священника и «почти каждый четверг слушал речи самого лучшего, самого серьезного и самого впечатляющего проповедника, с которым меня сводила судьба, но никакого воздействия на мое сознание это не оказало. С тех пор я много путешествовал и встречался с представителями разных народов и разных религий; я изучал людей и природу во всех аспектах и искал истину. В своем одиночестве я размышлял о таких загадочных вещах, как пространство, вечность, жизнь и смёрть. Я думаю, что многое узнал и многое проанализировал, взвесил доводы за и против, но остался при своем — я совершенно не верю в большую часть из того, что Вы считаете самыми непреложными святынями». По его словам, он «благодарен за то, что может видеть многое, достойное восхищения, во всех религиях».

Поэтому странно, что в своем описании Индонезии он практически не упоминал о распространенных там анимистических религиях, которые в определенном отношении напоминали его собственные взгляды. Большинство туземцев на островах, лежащих на окраинах архипелага, верили в духов и практиковали культ предков. Аборигены Серама, например, считались могущественными магами, способными входить в контакт с духами; на Амбоне полагали, что они могут летать по воздуху и разговаривать с умершими предками. Ко времени написания своей книги Уоллес также стал верить в возможность общения с душами умерших людей — он сделался ярым спиритом.

Спиритизм тогда был в моде. В шестидесятые и семидесятые годы XIX столетия имена нескольких спиритов и ясновидцев в Лондоне были у всех на слуху; они устраивали сеансы, о времени проведения которых публиковались объявления в газетах. Уоллес посещал сеансы с верчением столов, прохождением людей сквозь стены и парением в воздухе. Души умерших выстукивали свои сообщения. Уоллес сам проводил такие сеансы дома у Симса, с присущей ему наивностью рассылал приглашения коллегам-ученым и звал их поучаствовать — хотя бы для того, чтобы попробовать, что это такое. Но сама идея спиритизма была несовместима со строго научным и рационалистическим мировоззрением людей, к которым обращался Уоллес, — натуралистов практического склада. Над ним смеялись, а его репутация как ученого сильно пошатнулась.

Не уступая общественному мнению, он опубликовал статью «Научные аспекты сверхъестественного: обоснование желательности экспериментального исследования учеными предполагаемых способностей ясновидящих и медиумов». Возникло судебное разбирательство, на котором Уоллес выступал в качестве защитника обвиненного в шарлатанстве медиума, а Чарльз Дарвин анонимно оплатил часть расходов стороны обвинения.

Как обычно, Уоллес был абсолютно искренен. Он пришел к спиритизму в результате посещения лекции по гипнозу — или месмеризму, как это тогда называлось, — в 1844 году, когда он был еще молодым школьным учителем в Лестере и отправился на лекцию с несколькими учениками своей школы. Лектор пригласил на сцену нескольких добровольцев из зала, ввел их в транс и объяснил различие между настоящим гипнозом и его имитацией. Он также предложил зрителям попробовать провести аналогичные эксперименты самостоятельно. Естественно, школьники попробовали загипнотизировать друг друга, когда вернулись в школу, и некоторым это удалось. Они уговорили Уоллеса также попробовав свои силы; к своему удивлению, он обнаружил в себе способности гипнотизера и смог ввести нескольких добровольцев в глубокий ране. Отсюда уже несложно перейти к убеждению, что человек, плодящийся в трансе, подобно шаману или спириту, способен входить в контакт с потусторонним миром.

Спиритизм считался неприличной для ученого забавой, но френология — учение, согласно которому форма черепа человека определяет его умственные способности, — еще как-то допускалась. Уоллес позволял себе обе «слабости». Экспериментируя с гипнозом, он обнаружил, что может добиться определенных реакций от человека, находящегося в трансе, прикасаясь к различным участкам головы. Работая землемером в Уэльсе, он ходил к специалисту-френологу для «считывания» формы своего черепа. Результаты показались ему поразительно верными, и он получил подтверждение своей веры в то, что существуют определенные психические феномены, не объяснимые современной наукой. В конце концов это привело его к отходу от дарвиновского принципа теории эволюции. Уоллес пришел к выводу, что эволюция путем естественного отбора объясняет большую часть современного состояния живого мира, но в отношении рода человеческого остается некая загадка — духовная область, лежащая за пределами возможностей объяснения научными методами.

От френологии оставался всего шаг до уже вполне уважаемой отрасли знания — краниоскопии, учения о формах черепа человека. Когда Уоллес отправлялся в Индонезию, уважаемые ученые мужи — антропологи измеряли длину, ширину и форму сотен человеческих черепов. Их целью было создание большой базы данных, на основе которой можно было бы составить классификацию людей по форме черепа. Поэтому в Индонезии Уоллес, стараясь внести свой вклад в эти исследования, измерял размеры черепов туземцев — уроженцев различных островов — и старался определить, означают ли что-нибудь различия в форме черепа. Собранные им данные, однако, не дали никакого определенного результата, и когда он вернулся в Лондон, обнаружилось, что его работа была напрасной. Краниоскопия как наука отжила свой век и была за ненадобностью отправлена на свалку истории.

Некоторые записи Уоллеса постигла такая же участь: они закончили свой путь в корзине для бумаг. Во время своих странствий он составил базовые словарики местных языков — не менее 57 штук, — большая часть которых, как он считал, была ранее неизвестна. Целью этой работы также была помощь антропологам; они справедливо полагали, что изучение языка помогает понять, как образовалась та или иная этническая группа. Уоллес составлял в своих полевых тетрадках списки слов местных диалектов и по возвращении в Англию одолжил записи Джону Кроуфорду, автору грамматики и словаря малайского языка.

К сожалению, Кроуфорд в это время как раз переезжал в новый дом, и рукописи с материалом по 25 словарям были утрачены. Человек небольшого ума был бы сильно обижен, но Уоллес сохранил философское отношение: «Будучи, по сути, старыми и затрепанными тетрадками, они, вероятно, нашли свой конец в какой-нибудь мусорной яме вместе с другими ненужными бумажками». Не утратив присутствия духа, он опубликовал краткие словарики на основе того, что осталось.