Александра Давид-Неэль - Тайные учения Тибета (сборник)

Каковы бы ни были успехи адептов, систематически готовящихся к применению телепатической связи на практике, все же наиболее авторитетные учителя-мистики совсем не поощряют эти занятия. Они смотрят на старание приобрести сверхнормальные способности как на лишенную всякого смысла детскую игру.

Считается вполне доказанным, что великие созерцатели могут по желанию иметь телепатическую связь со своими учениками и даже — утверждают некоторые — с любым живым существом в мире. Но, как я уже неоднократно замечала, эта способность — непосредственный побочный результат их собственного духовного совершенства и глубоких знаний законов психики.

Когда, благодаря венчающему духовные изыскания и труды озарению, перестают рассматривать «себя» и «других» как совершенно обособленные, лишенные точек соприкосновения сущности, телепатическая связь осуществляется очень просто. Но, полагаю, благоразумнее будет не обсуждать здесь, какая доля в этих теориях приходится на долю истины или фантазии.

Хочу еще добавить: связь между учениками или учителем вульгарными средствами — например, падающими с потолка или очутившимися при пробуждении под подушкой письмами — тибетским мистикам неизвестна. Когда их спрашивают о подобных вещах, им бывает очень трудно поверить в серьезность собеседника и не принять его просто за непочтительного зубоскала.

Мне приходит на память забавная реплика ламы из Таши-лунпо, когда я рассказала, что некоторые пелинг (так называют в Тибете всех чужеземцев, преимущественно англичан — единственных иностранцев белой расы, которых тибетцы знают, кроме русских. Последних они именуют уроссо, а не пелинг) верят в возможность сношений такими средствами с духами умерших и даже некоторыми тибетскими учителями-мистиками. «И эти люди завоевали Индию!» — воскликнул лама, пораженный наивностью грозных англичан-завоевателей.

Из моих многолетних наблюдений могу заключить, что для телепатической связи, как, впрочем, и всех других явлений психического порядка, среда в Тибете исключительно благоприятна. Каковы же конкретно условия, способствующие возникновению необычных явлений? Было бы опрометчиво попытаться ответить на этот вопрос теперь, пока сама природа психических явлений остается еще для нас нераскрытой.

Не следует ли учитывать некоторые физические факторы, связанные с большой высотностью тибетской территории, и затопивший всю страну океан великого безмолвия? Эту необыкновенную тишину не может заглушить — если применить такое необычное сравнение — грохот самых бешеных горных потоков. Вероятно, проявлению духовных сил человека способствует также отсутствие больших селений: жители их всегда своей деятельностью создают многочисленные круговороты духовной энергии, нарушающие тончайшие волны, которые, возможно, обусловливают возникновение психических явлений.

Каковы бы ни были причины, но телепатическая связь — произвольная или бессознательная — по-видимому, в Тибете не редкость.

Говоря о личном моем опыте, могу с уверенностью заявить: я сама получала сообщения на расстоянии от имевших со мной дело лам. Очень возможно даже, что таких сообщений было гораздо больше, чем я думала. Но в качестве проверенных наблюдений отмечаю очень небольшое число случаев, когда через несколько дней или даже месяцев после получения сигналов ламы, посылавшие их, сами осведомлялись о результатах опыта.

Помимо сообщений духовного порядка, приписываемых не исключительно телепатической связи, но и определенному совпадению представлений у ученика и учителя, я хочу рассказать о двух случаях совсем другого характера.

Один из них произошел в долине реки Дэншин во время моего путешествия в Лхасу. Лама, применивший прием, показавшийся мне характерным явлением телепатической связи, принадлежал к братии монастыря Тшезонг.

Мы с Йонгденом ночевали под открытым небом в овраге, проложенном за много лет водами ручьев в период дождей, но в это время года сухом и звонком от мороза. У нас не было топлива, и мы не смогли утром вскипятить чай с коровьим маслом, составлявший наш обычный завтрак — и, чтобы пройти за день положенное расстояние, нам пришлось отправиться в путь натощак. Около полудня мы увидели недалеко от дороги почтенного вида ламу, сидевшего на ковре от седла (тибетцы ездят в деревянных седлах с мягкой подбивкой; на седло кладут ковер особой формы) и кончавшего трапезу. Лама был в обществе трех молодых монахов, больше походивших на сопровождавших своего наставника учеников из хороших семейств, чем на обычных слуг. Неподалеку паслись четыре стреноженные лошади, старательно щипавшие редкие стебли сухой травы.

Путники везли вязанку дров — они разжигали костер: от чайника, стоявшего на горячей золе, еще шел пар.

Как и подобало нищенствующим паломникам (это было путешествие с переодеванием. Смотри «Путешествие одной парижанки в Лхасу»), мы очень вежливо приветствовали ламу. Вероятно, наши лица выразили желание, вызванное видом чайника. Лама пробормотал: «Ниигдже» (обычное восклицание, выражающее жалость и сочувствие; приблизительно: «какая жалость», «как грустно», «бедняги»…) и уже громко пригласил нас присесть к костру и достать свои чашки для чая и тсампы (бедные странники всегда носят при себе деревянную чашу в нагрудном кармане, образуемом складками широкого, перепоясанного кушаком платья).

Один из молодых трапа слил остатки чая нам в чаши, положил перед нами мешочек тсампы и пошел помогать своим товарищам седлать и навьючивать лошадей. Одна из них вдруг чего-то испугалась, вырвалась и ускакала. В дороге это весьма обычное происшествие. Один из монахов взял веревку и отправился ее ловить.

Лама был не болтливого склада. Он ничего не сказал и только следил взглядом за резвящейся на убранных полях лошадью. Мы продолжали молча есть. Оглядевшись, я увидела на земле пустую деревянную миску с остатками простокваши. Я догадалась, что ламе дали простоквашу на видневшейся неподалеку от дороги ферме, и прошептала на ухо Йонгдену:

— Когда лама уедет, мы пойдем попросим простокваши на ферме.

Я говорила очень тихо, но старик, по-видимому, расслышал. Он устремил на нас испытующий взгляд и долго меня рассматривал, повторяя вполголоса: «Ниигдже». Потом он отвернулся.

Лошадь отбежала недалеко, но разыгралась, и трапа было трудно к ней подойти. В конце концов ему удалось набросить ей на шею веревку, и тогда лошадка сразу послушно пошла за своим молодым хозяином.

Лама продолжал сидеть неподвижно, устремив глаза на идущего к нам трапа. Вдруг последний остановился, на мгновение замер в сосредоточенной позе, потом подвел лошадь к скале и, привязав ее там, сошел к дороге и направился к ферме. Вскоре я увидела, что юноша возвращается, неся в руках какой-то предмет — издали я не могла разобрать, что именно.