Марек Малятынский - В тени Канченджанги

Юзек:

«Для меня это был крайне неприятный день. Я шёл в связке с тобой и Веселом, но еле передвигался. Я обессилел, дыхание перехватывало. Вдобавок начались боли в спине, приходилось часто садиться и отдыхать.

«Это проклятый станок рюкзака давит меня», — объяснял я себе причину перебоев в дыхании. Позже Войтек и Вальдек отправились выше, а я забрался в палатку: мне стало холодно. И… я действительно провалялся в спальном мешке эти несколько часов до того момента, когда они вернулись. Время летело быстро… возможно, я немного вздремнул. Когда явился Вальдек, наверняка утомленный и голодный, он взъелся на меня не только за то, что я ничего не приготовил, но и что не навел в палатке порядка. Он крыл меня, но я сказал ему, что, кажется, заболел и завтра, вероятно, спущусь ниже, и… тогда он замолчал. Вечером я слышал, как он говорил с базой по радиотелефону:

«Мы возвращаемся с Войтеком, проработав целый день наверху, — говорил он, обиженный и злой, — а здесь и поесть нечего! Все отлеживаются в спальных мешках, одни мы с Войтеком устанавливаем верёвочные перила. Работать никто не хочет!» — жаловался он Петру.

«Вот и отправляйтесь с Войтеком вдвоём на штурм, раз только вы работаете, — посоветовал ему Петр, — остальные пусть займутся заброской продуктов снизу, а позже служат для вас поддержкой».

Рубинек:

«Я готовил куриный бульон, когда сверху спустились Вальдек и Войтек. Я услышал, как взбешенный Вальдек отчитывал Юзека, потом он ворвался ко мне, словно снаряд, злой от голода, и начал беспричинно придираться, почему я не пошел вместе с ними наверх, а теперь даже пожрать ничего не приготовил. Ну что ж, он просто-напросто страшно устал».

Мы долго готовили ужин. Чтобы на такой высоте получить котелок кипятка, надо затратить почти час. У нас уже слипались глаза, но нам хотелось еще раз выпить чаю. Из соседних палаток все время доносились разговоры. Вальдек по радиотелефону связывался с базовым лагерем, вполголоса болтали друг с другом Войтек и Рубинек.

Я плотно закутался в пуховую куртку и ждал, пока закипит вода. Весек улегся в спальном мешке, натянув на голову шапку, и лежал молча, с закрытыми глазами. Воцарилась тишина, только ветер время от времени завывал на верёвках оттяжек, а сухой шелест снега, сваливавшегося со стенок «турни», свидетельствовал, что метель продолжается.

Я молчал, терзаемый чувством вины: в самом деле, некрасиво получилось с Вальдеком.

«Что же произошло с этими продуктами? Ведь все мы что-то с собой принесли, а потом еще трое шерпов пополнили наши запасы… Может быть, тут какое-то недоразумение?»

Мы не могли ответить на этот вопрос. Чай наконец был готов. Выпили еще по кружке, я погасил бутановую горелку и свечу. Теперь можно и спать. Постепенно ступни ног, которые я водрузил на ботинки, каждый раз укладываемые мной внутрь спальника (чтоб не затвердели), стали отогреваться.

Я засыпал, вслушиваясь в однообразный шум ветра.

Проснулся я поздно.

Весек еще спал, прикрыв свитером лицо. В соседних палатках царила тишина. Вальдек, должно быть страшно умаялся — ведь до сих пор именно он так домогался, чтобы мы вставали рано.

Я разжег бутан, расшнуровал рукав, чтобы нагрести снегу. У выхода высился порядочный свеженаметённый сугроб.

Похлебав молочного супа, мы закусили его сухарем и вылезли из палатки. Снаружи возился только Рубинек.

— Вчера они не закончили установку перил. Наверное, оба страшно вымотались, может, поэтому Вальдек сегодня про являет некоторую нерадивость, — иронически улыбнулся Рубинек.

Но уже через минуту из палатки донесся голос Вальдека:

— Марек? Вы позавтракали? Тогда отправляйтесь и продолжите установку перил. Еще надо вырубить во льду ступени на участке, где мы вчера навесили перила.

Мы как раз привязываем кошки.

Вышли мы около одиннадцати. Сияло солнце, в воздухе висела легкая дымка. Перевалили через глубокую трещину, отсюда начиналась снежно-ледовая башня. Путь пролегал по ее скату, дальше вправо шел крутой траверс. Перила были укреплены великолепно, крючья вбиты глубоко в лед, требовалось только вырубить ступени на обледенелом склоне. Через две верёвки перила кончились.

Дальше Рубинек пошел ведущим, его страховал Весек, я, подстраховавшись узлом Пруссика, ледорубом высекал ступени. Двигались мы медленно: установка перил — дело трудоемкое. Сверху доносилось позвякивание крючьев и металлический стук молотка.

— Верёвка вся! — наконец крикнул Рубинек.

— Я сменю тебя, — предложил Весек. — Закреплю один-два пролета, а потом пойдет Марек.

Мы одолели еще несколько десятков метров, и Весек остановился.

— Верёвка кончилась! Сразу начинается выход на снежное поле… Можете приблизиться!

Еще несколько метров по обледенелому склону — и вот мы в глубоком, рыхлом снегу. Не так уж круто, хотя дальше откос становится отвесным.

— При таком снеге, пожалуй, не стоит устанавливать перила? — засомневался Весек.

— Не стоит, — согласились мы с ним.

Медленно, глубоко проваливаясь, добрались до снежной терраски под вздымавшимся кверху карнизом. Было уже очень высоко, перевал виднелся далеко внизу. Сердце колотилось, открытый рот жадно хватал воздух. Несмотря на усталость, мы с тревогой осматривались вокруг. Обрывистый снежный склон уходил куда-то в пространство, ограниченное в нескольких километрах отсюда темными ребрами, ниспадающими с вершинного купола Кангбахена. Это уже была верхняя терраса! Теперь нас ждал траверс, потом — грань и… вершина?

Дыхание постепенно выравнивалось.

— Пожалуй, недурное место для лагеря четыре? Вальдек едва ли станет возражать, — раздумывали мы с Весеком.

— Да, здесь можно безбоязненно расставлять палатки, — решил Рубинек.

Мы начали копать площадку для палаток. Следовало разровнять снежную складку, равномерно бегущую к самой кромке карниза. Почти час мы потратили на то, чтобы вскопать ледорубами снег, утоптать его и разбить нашу «турню». Потом стали помогать Рубинеку. В этот момент мы заметили подходившую тройку. Первым появился Юзек, за ним — Войтек, в самом конце — увешанный фотоаппаратами Вальдек. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Вы даже поленились… дотянуть до конца… верёвочные перила?! — выдавил он возмущенно.

— Что значит поленились? Ведь мы же поставили перила! — Весек прямо весь затрясся.

— Старик, было сказано дотянуть перила вплоть до выхода на террасу! А последний отрезок?

— Последний пролет менее крутой, сильно заснежен. Перила здесь не нужны! — Весек еще больше ощетинился. Все разворачивалось молниеносно.

— Старик, не ты будешь решать, где нужно, а где нет. Ты, как видно, еще не дорос до этого! Вам дали задание, и вы обязаны его выполнить! — Он был вне себя от ярости.