Марек Малятынский - В тени Канченджанги

Но вскоре долина сузилась, рисовые поля потянулись где-то выше, а возможно, их и вовсе не стало. Мы видели только размеренно покачивающихся в походном ритме носильщиков, их смуглые руки, крепко сжимавшие деревянный посох, и высившуюся над каждым из них затейливо сплетённую из прутьев массивную корзину. Мы снова были в дороге, которая вела нас к Гхунзе. Все ближе к Гималаям. В неведомое.

Рано утром сквозь стенки палатки пробилось солнце. Юзек уже не спал, сидел, съежившись, в углу, накинув на плечи пуховую куртку. С потемневшей физиономии отрешенно глядели глаза человека, мысли которого витают где-то далеко.

— Чертовски холодная ночь, — прохрипел он.

Разговаривать не хотелось. Я вдруг почувствовал, что страшно замерз. Надо двигаться! Решительным движением я вышвырнул из палатки ботинки и носки, после чего сам выбрался наружу, прихватив свитер и шапку.

Я стоял один посреди погруженных в сон палаток, стенки которых уже заливал солнечный свет. Скоро и здесь все оживет, придет в движение. Но пока царила тишина. Вдали, над ледником Канченджанга, белели заснеженные вершины. Зеленые ветви сосен на ближайшем склоне покрывал иней. Над лесом начал клубиться туман.

— Юзек, поторопись, пора отправляться! — тихо позвал я.

— Сейчас выхожу, — донесся шепот из палатки.

Нам предстояло вернуться на ближайший check post (контрольный пост), где стояли непальские солдаты. Вчерашний день завершился неприятной историей. По договоренности мы уволили двух носильщиков, но, когда собирались уплатить им обусловленную сумму, они потребовали повышения оплаты. Вальдек решительно отверг их требование, напомнив о нашей договоренности в Тапледжунге. Мы уже считали, что обоих носильщиков удовлетворит небольшой бакшиш, когда в разговор вмешался их старшой, темноволосый Уркен Лама. Он долго излагал свои доводы, но Вальдек упорно отстаивал условия договора. Наконец мы поняли: Уркен потребовал повысить оплату всем носильщикам. Эта долгая беседа выглядела забавно: Вальдек со стоическим спокойствием повторял обговоренную заранее цену, а рядом бурно жестикулировал Уркен. Остальные носильщики стояли молча, но их мрачные мины свидетельствовали, что они поддерживают требования своего вожака. Наконец, уже в сумерках, мы решили утром выплатить им деньги, а может быть, и рассчитать их вовсе. Выплатить, но какую сумму? Решить это должен был наш визит на пост.

Поэтому теперь мы с Юзеком и спешили туда, надеясь найти там беспристрастную поддержку.

Хотя нам пришлось раньше подняться, мы оба были довольны. Эта кошмарная, холодная ночь кончилась, а сознание важности выполняемой нами миссии позволяло чувствовать свою пользу.

Мы быстро продвигались по лесной тропе, рассчитывая по пути возле Гхунзы завернуть в гумбу — деревянный ламаистский монастырь. Перед нами, глубоко врезанный в долину, нес свои вспененные серые воды поток Симбуа-Кхола. Дорога шла через деревянный мостик, на мачтах возле него реяли выцветшие молитвенные флажки.

От мостика тропинка взбиралась на противоположный склон, и здесь, на небольшой поляне, возвышался окруженный несколькими лачугами деревянный монастырь. Возле него тоже развевались молитвенные флажки, на этот раз цветные. Рядом с монастырем, в стенной нише одной из построек, неподвижно застыли ритуальные бубны, массивные кожаные цилиндры, вращаемые руками верующих; каждый поворот означал, что молитва произнесена.

Мы потрогали их руками — пусть Будда и к нам будет благосклонен. И сегодня, и тогда, когда мы будем подниматься на нашу гору.

Всходившее над долиной солнце напомнило нам, что следует поторопиться. Сразу за деревушкой высилось каменное сооружение — чортэн — с раскрашенными загадочными тибетскими знаками. Потом скромные поля кончились, и тропка увела нас в сосновый лес. Запахло свежей хвоей. Мы с Юзеком прибавляем шагу и через сорок минут добираемся до цели. Вокруг ни души.

У ворот поста нас встречает злобный собачий лай. Обеспокоенный этим, на пороге появляется полуодетый загорелый солдат.

— Namaste! — складываем мы руки для приветствия.

— Namaste! — отзывается он, жестом приглашая нас войти.

В темном, закопченном помещении греются у огня пятеро полуодетых солдат.

— We are from Polish Himalayan Expedition! (Мы из Польской гималайской экспедиции!) — обращаюсь я к сидящим. Один из них, видимо главный, приглашает нас сесть.

— У нас осложнения с носильщиками.

— Осложнения? — Смуглая физиономия командира не выглядит удивленной.

Он понимает по-английски, поэтому я объясняю ему создавшуюся ситуацию и прошу от имени нашей группы выделить нам сопровождающего до момента окончательного расчета с носильщиками.

— Хорошо, я дам вам солдата, который проконтролирует ваши дела, — говорит непалец.

Отрывистый, горловой звук команды адресован молодому, коротко остриженному пареньку с умным, симпатичным, одухотворенным лицом. Он молча поднимается и исчезает в боковом помещении.

— Это еще не все, — обращаюсь я к командиру. — В Гхунзе нам придется нанять новых носильщиков, и мы хотели бы, чтобы солдат сопровождал нас до ледника, до тех пор, пока не будет произведен окончательный расчет. Мы обеспечим солдата питанием и местом для ночлега.

И эта просьба не встречает возражений. Мы с Юзеком обмениваемся улыбками. Может быть, теперь в нашем небольшом караване все пойдет на лад.

В ожидании приданного нам солдата мы стремимся завязать дружескую беседу с командиром. Расспрашиваем о Гхунзе и ее обитателях. Оказывается, среди здешнего населения преобладают переселенцы из Тибета. В 50-е годы они прошли по перевалам через хребты Гималаев. Они прибыли со всем своим небогатым скарбом, пригнали немного скота.

Переселенцы осели здесь, на границе, в малолюдных непальских селениях. У многих из них в Тибете осталась родня. Поэтому происходит постоянное движение через границу, на что китайские и непальские власти смотрят сквозь пальцы.

Пока мы болтаем, в дверях появляется прикомандированный к нам солдат. Какая разительная перемена! Старый, но опрятный, защитного цвета мундир, блестящий ремень, на ногах чистенькая парусиновая обувь на каучуковой подошве.

Мы можем отправляться в Гхунзу.

Уже издали видны желтые и коричневые крыши наших палаток. За оградой лагеря заметно движение. Парни перетаскивали контейнеры, распаковывали вещи, проверяли продукты. Они поглядели на меня молча, с явным сомнением. Удалась ли наша миссия?

— Всё о'кей! Вот наш опекун, — указал я на приближающуюся фигуру, предупреждая вопросы.