Марек Малятынский - В тени Канченджанги

Правильно, такая болтовня ничего нам не даст. Мы признали правоту Вальдека.

— Кто отправится в горы на разведку? — спросил Вальдек. — Мы захватим с собой кошки, купленные у носильщиков. А вместо ледорубов используем бамбуковые шесты.

Мы молчали. Несостоятельность наших претензий на фоне гигантской горы, освещенной теперь необыкновенным лунным светом, устыдила нас.

— Ну, кто хочет пойти? — повторил Вальдек.

Я молчал. Я предпочел бы пойти именно с ним, но и он промолчал. Вероятно, хотел позволить другим использовать предоставившуюся возможность.

Вызвались Соболь, Гардас и Рогаль. Остальные — Вальдек, Юзек и я — завтра будут протаптывать безопасную дорогу к подножию ледника, по направлению к долине Канченджанги.

Шерпы отправились спать. Мы, пожелав друг другу спокойной ночи, тоже потянулись в палатку.

— Sahb, tea is ready! — как и ежедневно, разбудил меня голос Сонама.

В рукаве палатки появилась дымящаяся кружка. Какая благодать. В желудке постепенно исчезла отвратительная тяжесть, которую я ощущал со вчерашнего вечера. Все из-за этого барашка! Первые два дня нашего пребывания в лагере прошли под знаком кушаний, приготовленных из баранины. Кровяная колбаса, блюдо из легких, рубец. После рисовой диеты последних недель мы набросились на все это с волчьим аппетитом. Результаты не замедлили сказаться. Вечером я лежал в спальнике, подавляя ужасные желудочные спазмы.

…Мы вышли из палатки. Было тихо и невероятно красиво. Гора сверкала на солнце. На ребре светлые полосы снежных плюмажей — это ветер вздымал клубы выпавшего снега. Весь лагерь в белом убранстве, палатки тяжело осели под тяжестью свежего, пушистого слоя. То, что вчера казалось печальной ледово-каменной пустыней, оживляемой только яркими красками палаток, теперь выглядело стерильно чистым, даже уютным.

Парни готовились в дорогу. Вместо Марека Рогальского должен был отправиться Вальдек; кошки к ботинкам Рогаля совершенно не подходили. Нам же предстояло протоптать дорогу к подножию ледника.

— Пожалуй, пойдем через морену? — спросил, улыбнувшись, Рогаль.

— Ты спятил, старик? — Я подскочил от удивления. — Хочешь заработать по голове камнем, летящим со склона Уэджа? Лучше спустимся вниз серединой ледника до устья долины.

Марек не возражал.

Мы познакомились ближе только здесь, во время двухдневного караванного пути. Он оказался хорошим товарищем, всегда готовым пойти на уступки в пользу других, и к тому же обладал чувством юмора.

Горы меняют представление о людях: в одних тяготы и опасности выявляют отрицательные черты характера, в других — самые привлекательные человеческие качества. Эта метаморфоза — познание других и выработка в себе умения видеть за пределами собственного «я» — совершается в царстве гор.

Марек был прав, предлагая идти через морену. После двухчасового пути мы оказались у подножия ледника, но дорогу нам преградили широкие трещины. Узкие, подтаявшие на солнце ледяные мостки — слишком рискованное средство для перехода. Невозможно было переправиться и на морену Ледник здесь глубоко врезался в скалу, образовав осыпающуюся отвесную стену высотой более двадцати метров. Пришлось возвращаться.

Единственный разумный путь — траверс морены ниже того места, где сыпались лавины. Я несколько досадовал на себя, поняв наконец, что ошибался.

Мы уже сидели, отобедав, в лагере, когда у ледопада обозначились три долгожданные точечки. Прошел еще час, была как раз половина четвертого, когда поочередно появились Гардас, Соболь и Вальдек. Вид у них был усталый, лица обожжены солнцем. Соболь прикрыл голову забавным вязаным шлемом, но нос и щеки представляли собой сплошное темно-красное пятно.

— Эх, братец, зачем ты бреешься? Бери пример с нас — солнце не будет тебя так жечь! — поторопился я дать совет, указывая на бородатых, то есть на Вальдека, Гардаса и на себя.

— Иди ты к черту! — огрызнулся Соболь. — Завтра сам поднимешься наверх, увидишь, спасет ли тебя твоя щетина. А теперь дай чего-нибудь напиться.

Я напоил их чаем, потом подал обед. Ели они медленно, замкнувшись в себе после этого первого переутомления в горах. Мы терпеливо ждали, когда языки у них развяжутся.

— Солнце, старик, такое, что кажется, будто ты на раскаленной сковородке. Снег мокрый, липкий. На леднике полегче, но ниже нагромождения идут трещины.

— Вы шли в связке?

— Конечно. Это необходимо: снега, брат, так много, что проваливаешься по колено, а иногда и глубже. Лабиринт сераков, тот, что внизу, мы обогнули справа, а потом, увязая по колено в этой размякшей массе, достигли полки под вторым нагромождением. Там множество трещин и слишком глубокий снег, нам пришлось отступить. На этой полке мы поставили снеговик, чтобы отметить место, куда смогли добраться, — продолжил Соболь.

Похолодало. Отчаянный зной сменялся холодом, едва надвигалась тень. Время укладываться, если мы намерены завтра подняться пораньше. Наши спальные мешки странствовали где-то вместе с караваном, мы спали в пуховых брюках. Но они были слишком тонкие, по ночам мы мерзли, а ступни ног даже в нескольких парах носков превращались в ледышки.

«Проваливаешься, брат, по колено», — звучали у меня в ушах со вчерашнего вечера отрывистые слова Соболя.

Но одно дело было слушать эти слова, и совсем по-иному — ясно и отчетливо — я воспринимал их смысл сегодня, испытывая то же, что и он.

Проваливаешься, брат, по колено?

Влажная белая масса плотно облегала меня по самые бедра. Во рту терпкий привкус усталости, а тонкие струйки пота, смешанного с водой, прочерчивали холодные бороздки от пояса до ступней. Я уже раньше успел промокнуть (брюки от тренировочного костюма мгновенно делаются влажными), и не это меня тревожило.

Но уже часа полтора каждые два шага повторялась одна и та же нелепая ситуация. Я ставил ногу на поверхность снежного покрова, который казался очень плотным, медлен но перемещал тяжесть тела на выдвинутую вперед ступню и… с легким шумом проваливался в снег по пояс. Поначалу я сохранял спокойствие, позже ругался, как сапожник, но ничего другого не оставалось, как выбираться на четвереньках. Потом я поднимался на ноги, делал шаг, два, в лучшем случае три, осторожно, с надеждой, что очередной будет удачным, но, как и в предыдущий раз, погружался в проклятую влажную массу.

— Чёрт возьми, кто говорил, что проваливаешься по колено? — взбешенный бормотал я сквозь зубы. — Может, Соболь вчера был легким, как птичка?

Метрах в пятнадцати от меня из снега выступали бюсты Юзека и Рогаля. На темных, загорелых лицах блестели пятна пота. Глаза выдавали усталость.

— Марек, возьми правее, может, на том горбу снег держит лучше, — нарушил молчание Юзек.