Александр Ферсман - Три года за полярным кругом

Однажды, возвращаясь с перевалов, я подметил около самой пенящейся реки выходы ярко-красного эвдиалита; мы подробно осмотрели это месторождение в огромной скале, сползшей с высот Лявочорра к бурной реке, и вскоре убедились, что перед нами богатейшая жила эвдиалита, сфена, лампрофиллита и других цирконовых и титановых минералов.

Много раз потом мы навещали это богатейшее месторождение; в густой туман и непогоду мы легко попадали сюда, и сильными взрывами динамита разбрызгивались как капли крови красные осколки и кристаллы эвдиалита. После каждого взрыва кипела работа по разборке нагроможденных глыб, а под ними в глубине расщелин скалы блестели скопления льда — эти признаки вечной мерзлоты здешних гор. Материал был редчайшей красоты, и мы с радостью отбирали великолепные музейные штуфы, почти 20 пудов стаскивая на своих спинах к палатке, где под раскидистою елью рос наш склад минеральных богатств.

Несмотря на непогоду, в ужасные бурные дни работали мы на жиле, и трудно было потом отогреться у костра, проработав долгие часы над нашим месторождением.

Погода не улучшалась, холодный северный ветер заволакивал небо темными тучами, и мы с волнением думали о нашем отряде, который где-то там далеко в долине Майвальты борется с тою же непогодою.

Наконец, они пришли, усталые и недовольные: снегом занесло все вершины горных плато, снег лежал на перевалах. Холодный север белой пеленой покрыл весь горный массив, и мы с интересом следили за рассказами наших товарищей, неделю боровшихся с ветром, дождем, снегом и шумными пенистыми потоками.

Мало удалось им сделать, но разведка все-таки была произведена. А между тем снежная буря была последним актом грозного Борея. На утро стало проглядывать солнышко, разрывались облака и из-за них ярко горели на солнце, на синеве темного неба осыпанные снегом вершины Хибин! Бодро и радостно встречали мы эти прекрасные дни возрождения: из Имандры к нам прибыл новый транспорт грузов, и случайно в одно прекрасное воскресенье мы все собрались в нашей палатке, и даже из Имандры к нам пришли милые гости, наши самоотверженные помощники, в течение всей экспедиции заведывавшие ответственным делом распределения и рассылки продовольствия по всем отрядам.

В это чудное солнечное воскресенье мы, ради праздника, устроили крупные работы на жиле и перед долгим новым странствованием пополняли старые запасы и готовились к новому походу.

На следующий день я решил идти с одним из членов экспедиции к Умбозеру, а оттуда на высоты Ловозерских Тундр. Поздно ночью мы разошлись после веселого пения молодежи у костра; задумчиво прислушивался к ним наш молодой лопарь, а я не без волнения обдумывал все трудности новых путей.

На восток мы выступили втроем с большим грузом продовольствия на спине; с нами был наш неизменный молодой лопарь Алексей. Шли мы уже знакомым перевалом к оставленной в долине Майвальты палатке, легко совершая путь через знакомые перевалы в 720 метров по сухим склонам Лявочорра. Палатка стояла на месте среди однообразного и скучного ландшафта восточных предгорий. Довольно пологие склоны здесь покрыты элювиальным наносом обломков элеолитового сиенита. Но вместо ровной поверхности они представляют из себя холмистый ландшафт, частью вызванный моренными процессами отступавших ледников, частью создаваемый просачиванием по трещинам вод и их подземным течением по границе вечной мерзлоты [12] Наличие вечной мерзлоты обнаружено нашими взрывными работами, обнаружившими даже на высоте 250 м. над Имандрой лед в небольших глубинах. Как будто-бы в лесной зоне вечной мерзлоты нет, но зато за ее границей, очевидно, в подавляющей части Хибинского щелочного массива мы должны считаться с вечной мерзлотой, как с фактором огромного значения для объяснения гидрогеологических явлений. . Воронка сменяется воронкой, как в карстовых местностях, бессточные впадины самых разнообразных форм с озерками и болотцами разделены нередко узкими гребешками, и движение по этому ландшафту необычайно утомительно и мешкотно. В этом ландшафте роль мерзлоты и мороза необычайно резка, и очень благодарна задача того геоморфолога, который займется по стопам Högbom’а (наблюдавшего эти явления в Швеции и на Шпицбергене) разгадкою своеобразных черт этого полярного ландшафта. Особенно прекрасны здесь те знаменитые полигональные поля из мелкого щебня, ограниченные сеткою более крупных обломков, создающие по своему изяществу своеобразную картину шахматных полей самых разнообразных размеров от 10 см. до 4 м. в диаметре каждой такой сетки. Огромную роль играет в создании этих элементов и мороз, и недаром наш лопарь, непосредственный сын своей дикой природы, на мой вопрос о происхождении этих полей сказал: «мороз выпирает». А что действительно мороз выпирает, эта мы знаем по тем ледяным стебелькам, которые в холодные морозные ночи поднимают на высоту до 11 см. мелкие камешки и песок [13] См. статью Э. Бонштедт в журнале «Природа». 1921. № 10, стр. 73. .

Полюбовавшись этим явлением, мы без большого труда прошли к нашей палатке и стали готовиться к ночлегу.

В 4 часа утра я поднял своих товарищей; густой туман застилал все окрестности, но по его характеру я легко угадывал, что это только ночной туман, поднявшийся после жаркою дня, и что к 9 часам утра он рассеется.

Наскоро выпив какао и поев каши, мы двинулись в путь, оставив половину снаряжения в палатке. Бодро шли мы по пологому гребню Партомпорра, с слабо выраженными воронками; туман медленно рассеивался, и над его густой пеленой уже сверкали освещенные солнцем высоты Ловозерских Тундр. Внизу под нами расстилалось зеленое море низовий Майвальты и Тульи, далее — красивый залив Тульилухт и еще дальше — скрытое полосой тумана озеро Умпъявр или Умбозеро.

На спуске к лесной зоне Алексей своим привычным глазом остановил наше внимание на большой фигуре, медленно двигавшейся по поляне, густо покрытой ягодами. Скоро мы все узнали большого медведя, и нашему удовольствию не была конца, пока мы поочередно наблюдали в бинокль этого безопасного, правда только при этих условиях, зверя. Мы знали, что бояться в этих местах надо другой встречи — с медведицей, и нельзя не отдать справедливости, что, когда один из наших отрядов повстречал на песке совершенно свежие следы медведицы и медвежат, он проявил максимум осторожности, чтобы избежать неприятной и, по словам лопарей, роковой встречи.

Мы легко спускались вниз и пробирались вдоль глубокой Майвальты, борясь с болотами, зарослями и старицами; все ближе и ближе было от нас озеро, и только полоса болота в 200—300 м. отделяла нас от песчаного и сухого берега Тульилухт. Здесь нам нужен был весь опыт нашего лопаря с его легкою походкою и огромною осторожностью. Алексей знал эти трясины вдоль больших озер, он легко подпрыгивал на отдельных кочках, определяя их устойчивость, постоянно возвращался назад и отмечал, что такого опыта пересечения болота в незнакомом месте он никогда не сделал бы, если бы был один: в глубокие «окна» мы ясно видели, что, провалившись, выбраться одному человеку из трясины невозможно.