Мэри Чабб - Город в песках

На следующий день Джон обнаружил — бывает же такое, — что на другом конце селения проходит почти настоящая шоссейная дорога. Она идет на север, через горы, в Коринф, и по ней дважды в неделю курсирует автобус. Мы решили, что последняя наша прогулка стоила трех обычных и что мы вполне заслужили поездку в автобусе. К тому же Хилэри и я спешили на пароход, отплывавший через три дня из Пирея. Поэтому, узнав от хозяина, что в этот день часов в одиннадцать утра ожидается автобус, мы пошли на маленькую мощенную булыжником площадь и уселись в очереди на солнцепеке. В бесплодных ожиданиях прошел час: затем какой-то древний старик объяснил нам, что автобус приходит из Коринфа и, вполне вероятно, с ним что-то случилось. Мы вернулись на постоялый двор и попросили дать нам поесть, но стоило нам приняться за еду, как вдруг с улицы раздался такой оглушительный шум, будто кавалерийский эскадрон проскакал по листам гофрированного железа. Мы выбежали на улицу: посреди площади стоял маленький ветхий автобус, изо всех щелей его валил пар; из него высыпало человек пятьдесят пассажиров. Бросившись сломя голову в таверну, мы поспешно расплатились за завтрак и помчались обратно к автобусу.

Было уже около половины второго. Водитель куда-то исчез; все тот же старик объяснил нам, что вести машину сюда из Коринфа очень, очень трудно и водителю необходимо как следует поесть и выспаться перед обратным рейсом. Мы снова заняли свои места в очереди на солнцепеке и принялись ждать. Примерно через час прошел слух, что водитель все еще спит и вряд ли захочет сегодня вернуться в Коринф. Зато завтра рано-рано утром — Proi, proi! Мы вернулись на постоялый двор.

«Рано-рано утром» — оказалось в 11.30. Мы присоединились к толпе, осаждавшей автобус. Наконец битком набитая машина — я подумала, что это опасно, — тронулась в путь и загромыхала по камням мостовой. Маленькое Софико навсегда скрылось из виду, Я заметила не без тревоги, что многие женщины крестились, входя в автобус.

— У них имеются на это все основания, — сказал Джон. — Но водители в этой местности — мастера своего дела. Можете не волноваться, пока не заметите, что я дрожу.

От его слов мне не стало легче. Кажется, — почти всю дорогу машина мчалась вниз с горы с головокружительной скоростью, делая крутые повороты у самого края пропасти и перескакивая через осыпи, то тут, то там преграждавшие нам путь.

Как-то вдруг опять появилось море. С большой высоты нам было видно, как оно омывает Коринфский перешеек с обеих сторон. Где-то вдали на северо-востоке, над Афинами возвышались горы Гиметт; на северо-западе же, за бирюзовыми с белыми гребнями волнами Коринфского залива, на фоне ярко-голубого неба сверкали снежные вершины Парнаса.

Мы описали полный круг и вернулись к исходной точке нашего путешествия, а спустя несколько часов простились с Орестом на маленьком перроне в Коринфе. Нам повезло — буквально в последнюю минуту мы успели сесть в единственный поезд, отправлявшийся в тот день в обратный рейс вокруг побережья в Афины, и вовремя заняли свои места на пароходе.

— В будущем году Крит, — крикнул нам вслед стоявший на причале Пирея Джон, когда судно медленно выходило из гавани.

В будущем году Крит! Так, значит, не все еще кончено, я вернусь в этот волшебный край горячего солнца и снежных вершин, край моря, красной земли и напоенного ароматом меда воздуха! Мне еще предстоит бродить по его долинам и взбираться на его горы. Эта надежда служила нам утешением всю дорогу на север, она согревала нас, когда Хилэри и я высадились на берег в Венеции: вся засыпанная снегом, она была непривычно черно-белой. Дрожа от холода, мы кутались в пальто; маленькая моторная лодка доставила нас с корабля на пристань; она плыла, пыхтя, по гладкой темной воде, мимо безмолвных стен, запертых дверей и решеток, под опустевшими мостами в фантастическом серебристо-белом наряде из только что выпавшего снега; четкие контуры мостов вырисовывались как на гравюре. Сухой блеск египетского солнца, сияние греческой весны — каким далеким казалось все это теперь! Мы ехали все дальше на север.

В Лондоне было сыро и холодно. Но не только погодой объяснялось мое плохое настроение. В эти первые дни, когда дул пыльный ветер или шел грязный дождь, а уличная толпа была так безлика и все куда-то спешили, на Оксфорд-стрит появились тележки с первыми весенними цветами: букеты желтых мимоз, маленькие тугие букетики нежных анемонов и веселые груды тюльпанов. Я не могла без боли в сердце глядеть на анемоны: в памяти вставали зеленые луга возле оливковых рощ, где какой-то греческий бог рассыпал мириады драгоценных камней и так оставил их в траве. Нет, дело было не только в погоде: как-то в «Таймсе» появилась короткая заметка о сильном землетрясении в Греции, в результате чего полностью разрушено маленькое селение Софико на северо-востоке Пелопоннеса. К тому же меня огорчили новости, которые я узнала, выйдя на работу. Усиленно поговаривали о необходимости строжайшей экономии средств и сокращения расходов, по меньшей мере в течение ближайших нескольких лет. Раскопки в Тель-Амарне почти наверняка будут прекращены; в этом случае лондонская контора вряд ли станет держать двух секретарей.

До чего же глупо было с моей стороны вообразить, что эта чудесная жизнь может продолжаться до бесконечности. Лондон — Египет — Греция; Лондон — Египет — Крит; Лондон — Египет — куда еще? Нет, с этим покончено; мне не мешает поискать обычную секретарскую работу, и, если мои занятия в промежутках между двумя ежедневными поездками в метро в часы пик не будут слишком нудными, следует считать, что мне повезло. А почему бы и нет? Что дает мне право претендовать на нечто большее, чем обычная работа секретаря? Вероятно, я слишком избалована необыкновенной удачей и ослеплена лучами солнца. В будущем году Крит? Как бы не так! С этим покончено навсегда.

Промелькнули последние недели моей работы в лондонской конторе. Запыленные листья платанов на Тэвисток-сквэр поникли от летней жары; они уже начали приобретать свой осенний коричневый цвет. А я все еще продолжала нехотя читать объявления под рубрикой «требуются секретари». Нужны были секретари, тактичные, веселого нрава, секретари-бухгалтеры, секретари, умеющие водить машину, чесать собаку, править корректуру на гэльском языке или выводить на прогулку членов семьи, страдающих различными маниями.

Однако никому, по-видимому, не требовались секретари, любящие слушать пение египетских рабочих на раскопках древних дворцов или греться у жаровни в греческой таверне. Без малейшего энтузиазма я наведывалась по некоторым из этих адресов и радовалась, когда по той или иной причине выходила после переговоров на улицу, все еще оставаясь вольной птицей. Я отлично сознавала, что найти должность, аналогичную прежней, в одной из археологических экспедиций почти невозможно; английские организации, ведавшие раскопками, вечно решали одну и ту же проблему — как растянуть скудные ассигнования так, чтобы хватило на все нужды. Но мне не давала покоя мысль — а вдруг я поступлю на обычную, пусть даже неплохую должность и отрежу себе все пути к счастью, а потом узнаю, что произошло чудо, что где-то на раскопках требовался сотрудник вроде меня, а я прозевала.