Мэри Чабб - Город в песках

Наконец я поняла, что мне следует отказаться от выжидательной тактики и поторопиться с выбором. Однажды, отпросившись на час перед ленчем, я отправилась в Сити, чтобы повидать заведующего складом известной фирмы, изготовлявшей товары из замши, главным образом перчатки и куртки. Ему срочно требовался секретарь для работы где-то на Вуд-стрит в районе Чип-сайда. «Что ж, неплохо было бы поработать в Сити, — уговаривала себя я и добавляла: под сенью собора Св. Павла». Так звучало романтичнее.

Внешность м-ра Оммэни удивила меня. Заведующий крупным предприятием этого типа представлялся мне краснолицым, квадратным и суровым, а он оказался худым, бледным и добродушным. Мы беседовали в крохотной конторе над складом, который походил на огромный магазин без покупателей.

— Мне просто необходимо, чтобы кто-то, умеющий грамотно писать по-английски, освободил меня от всей этой срочной писанины.

Я ответила, что мне надо подумать. Мой взгляд задержался на очаровательном дамском жилете бледно-желтого цвета, выставленном на стенде за стеклянной витриной.

— Сотрудникам фирмы предоставляется право приобретать любые наши товары по себестоимости, — донесся до меня глухой шепот из-за письменного стола. — Не могли бы вы приступить к работе первого августа?

Я повторила, что мне надо подумать. Пока мы пробирались к выходу, над нашими головами с грохотом проносились белые коробки с товарами. Пожав мне руку, м-р Оммэни скрылся за дверью своего странного царства.

Автобус вез меня обратно в Холборн, и, пока он огибал собор Св. Павла, я решила поступить на это место хотя бы временно. Дойдя до подъезда конторы, которая помещалась в первом этаже дома на Тэвисток-сквэр, я все же решила позвонить после ленча м-ру Оммэни и сообщить ему, что первого августа я приступлю к работе.

Секретарша общества еще не возвратилась с ленча, но дверь конторы оказалась открытой: по-видимому, кто-нибудь из членов общества еще до ее ухода зашел почитать в библиотеку. Отлично, по крайней мере кто-то отвлечет меня от всяких мыслей до того момента, как я смогу позвонить. Посетитель с шумом закрыл книгу, и я пошла взглянуть, кто это.

Передо мной стоял худощавый, темноволосый, чисто выбритый мужчина в коричневом костюме. Из-под густых бровей на меня смотрели темные глаза. Он держал в руках большую книгу и, чуть наклонив голову, ждал, кто войдет.

— О Ганс! Привет!

— Ах, это вы? Good! Вас-то мне и нужно. — Он поспешил к книжным полкам, положил книгу на место и повернулся ко мне.

В свои тридцать пять лет Ганс Франкфорт уже снискал известность в мире археологии. Он родился в Голландии и, еще будучи студентом, приехал в Англию, чтобы работать под руководством сэра Флиндерса Петри. Случайно прочитанная им небольшая книга Петри о целях и сфере деятельности археологии настолько заинтересовала его, что побудила в дальнейшем избрать профессию археолога. Петри устроил его на должность помощника начальника полевого участка на раскопках в Египте. Вскоре он собрал материал для своей первой работы — монографии по сравнительному изучению керамики Ближнего Востока в древности. Эта работа и по сей день считается образцовой. Он также руководил раскопками в Тель-Амарне за год до Джона Пендлбери. Теперь он возглавлял Иракскую экспедицию Института востоковедения Чикагского университета. Его основатель и директор Джеймс Генри Брэстед, совершая вместе с Джоном Д. Рокфеллером-младшим несколько лет тому назад поездку по Египту, встретился с Франкфортом в Тель-Амарне. Вскоре по возвращении в Чикаго он написал Франкфорту и предложил ему взять на себя руководство экспедициями в Месопотамии; эти раскопки производились Институтом востоковедения в соответствии с обширной программой археологических изысканий, осуществляемых на средства фонда Рокфеллера.

— Говорят, что вы уходите отсюда, — сказал Ганс.

— Да, — ответила я печально. — Но, по-видимому, это вызвано только отсутствием средств; они, кажется, считают, что я приносила пользу там, на месте.

Ганс произнес бранное голландское словечко, что часто с ним случалось в минуты возбуждения.

— Еще бы! Конечно вы приносили пользу! На всех раскопках следует иметь секретарей! Чем вызвана такая неуверенность в себе?

Я ответила, что в данный момент я потеряла веру в свои силы.

— Ерунда, — тихо сказал он. — До меня дошли слухи, что в Чикаго не могут и не будут больше терпеть составленных мной отчетов и финансовых документов. В прошлом сезоне, — продолжал он, — мы с Джейком попытались подвести баланс за четыре месяца в течение одного дня в поезде между Антиохией и Стамбулом. В Чикаго остались недовольны результатами.

— А кто такой Джейк? — спросила я из вежливости, отгоняя смутную догадку, от которой у меня бешено забилось сердце. Но не зря же Ганс предается воспоминаниям!

— Он блестящий знаток Шумера, но бухгалтер никудышный, вроде меня, мы потратили уйму времени и в конце концов были вынуждены изобрести дополнительную графу «Необъяснимые расходы» и вписать в нее около тысячи долларов.

Впервые за много недель я рассмеялась, но несколько нервно.

— Что же вы намерены предпринять, Ганс? Просто недопустимо, чтобы ученые теряли время на такую работу. Мне кажется, я сумела доказать это в Амарне. Эту работу следует выполнять тщательно, и она отнимает уйму времени.

— Вот именно, — ответил он. — Я им так и написал в письме еще несколько недель тому назад, и они полностью со мной согласились.

(«Невероятно! Этого не может быть!»)

— Я хочу вам предложить поехать с нами в качестве моего секретаря и заниматься тем же, чем вы занимались в Амарне. Мы возвращаемся туда в октябре, даю вам день или два на размышления.

— Мне не о чем размышлять, — ответила я, — я еду!

Первые шаги по пути в Месопотамию привели меня на полмили южнее Тэвисток-сквзр. Лондонская контора Иракской экспедиции занимала маленькую комнатушку в неприглядном деловом квартале на Сицилиан-авеню, расположенной между Кингсуэй и Хзр-стрит. Поскольку Ганс жил в Лондоне, а не в Чикаго, вся обработка материалов производилась на месте, а подготовка их к изданию — в Чикаго. Комната была небольшая, но светлая, по форме напоминавшая каюту. Наружную стену целиком занимало окно, поэтому на стоявший возле него стол падало много света.

Когда я в начале сентября впервые пришла туда, над чертежной доской склонился уже знакомый мне Сетон Ллойд — высокий, худой молодой человек. По образованию он был архитектором, и его знания и умение чертить очень помогали ему при исследовании руин древней цивилизации, а сам он быстрыми темпами превращался в настоящего археолога. Ему тоже довелось работать в Тель-Амарне, и мне стало как-то легче на душе. Он обернулся, чтобы поздороваться со мной. Его обычно бесстрастное лицо осветила приветливая улыбка.