Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики

Наконец они достигли первой вершины и сориентировались. Ребята стояли на крыше Норвегии. Дальше тянулся узкий гребень, идти по нему в такую погоду на главную вершину было бы все равно что плясать на канате. На главной вершине стоял укрепленный на леднике стальным тросом приют. Тур знал это, но риск был слишком велик. Они выпрягли Казана, сели на сани и, следя по компасу, медленно заскользили вниз на юго-восток. Оба изо всех сил притормаживали.

Несколько раз они падали, наконец очутились в лощине, где ветер не так бушевал. Здесь друзья провели еще одну ночь в задубевшей палатке. Весь следующий день они потратили на то, чтобы втащить собаку и сани вверх по крутому склону и перевалить через гребень под вершиной. Затем спустились в березняк на склонах долины Висдален и достигли туристского приюта на Спитерстюлен. Здесь им сказали, что до них зимой этот маршрут проходили только один раз, но без саней и собаки.

В этом походе Эрик чуть не лишился ног. Ночью при луне ребята достигли озера Тюин и, борясь с леденящим ветром, пошли по льду на юг. В одном месте они нашли на склоне укромную площадку. После дней, проведенных на Глиттертинде, им все не удавалось как следует просушиться, и теперь, когда Эрик хотел забраться в спальный мешок, он не мог снять ботинки. Они примерзли к носкам, носки примерзли к чулкам, а чулки — к пальцам ног. Эрик вытащил шнурки из ботинок и залез в мешок обутый. Постепенно ему удалось разуться, и он торжествующе, хотя и не без испуга на лице, показал Туру пальцы, похожие на белые клавиши пианино, даже постучал ими по крышке котелка. А на следующий день ступни так распухли, что Эрик едва натянул ботинки на босу ногу, а носки надел сверху. Пришлось спускаться в долину, искать врача.

Так Тур убедился, что зимой палатка — далеко не идеальное укрытие. Тогда он решил обратиться к опыту народов, стоящих ближе к природе. Тур знал, что эскимосы складывают свои и глу из больших снежных кирпичей. В детстве он часто строил в саду снежные крепости, но ведь там снег был липкий, лепи хоть стены, хоть крышу, не то что в горах, где мороз достигает двадцати градусов, а по ночам иногда и сорока. Примерно в таких условиях живут эскимосы в Гренландии.

Теперь Тур оставлял палатку дома, вместо этого он брал длинный нож. Найдя плотный снег — фирн, вырезал кирпичи на эскимосский лад — не прямоугольные, а «фигурные», с одной стороны поуже, с другой — пошире, так что они поддерживали друг друга, образуя ровный свод. Иглу не боится никакой непогоды, и можно было устраивать привал там, где не годилось современное лагерное снаряжение.

Самым романтическим местом для ночевки был Стур-Ронден, одна из наиболее высоких вершин Норвегии. Из двери иглу открывался вид на дикие ущелья. Выберешься утром на волю — словно половина Норвегии простерлась внизу перед тобой. Здесь друзья тоже попали в буран, да такой, что ветер сбивал с ног, А в снежном домике спокойно горела свеча, и пламя даже не колыхалось. Когда они готовили, становилось так тепло, что можно было разуться и наслаждаться уютом не хуже, чем в бревенчатом домике в долине.

Через год с небольшим после экзаменов на аттестат зрелости я сам переехал в Осло, где мне удалось получить место художника в рекламном бюро. И снова мы с Туром в звездные вечера подолгу бродим по улицам. Впрочем, не только в звездные вечера — Казану полагалось гулять каждый день независимо от погоды.

Во время одной такой вечерней прогулки Тур признался мне, что зоологический факультет университета разочаровал его. Под руководством высоко ценимых им профессоров Кристины Бонневи и Ялмара Броха он всячески старался найти в своем предмете что-то интересное, но не увлекся им. Он понимал, как важны научная методика и научное рассуждение. Соглашался, что микроскопия и анатомирование необходимы, чтобы понять функции организма, но ему казалось, что строению стенки кишечника и коры головного мозга уделяют чересчур много времени, надо больше заниматься географическим распространением и повадками животных. Он мечтал изучать живое единство природы, связи между животными и средой. Считал, что бинокль в поле должен помогать микроскопу в лаборатории. Его несколько утешало то, что он приобрел среди студентов хороших друзей, с которыми отправлялся на экскурсии то в горы, то в залив изучать биологию моря. Товарищи по факультету вспоминают, что в аудитории Тур скучал, зато во время экскурсии он загорался и всегда находил что-нибудь интересное.

Он не расставался с мальчишеской мечтой. То, что в школьные годы было предметом грез, теперь превратилось в твердую решимость. Недовольство зоологией, неустроенность в большом городе, неуверенность в завтрашнем дне, которая преследовала тогда нас молодых, — все это заставило его еще более критически относиться к современному обществу. А тут еще такие потрясающие международные события, как гражданская война в Испании. Большинство из нас, хотя и знало о первой мировой войне, считало, что ничего подобного не может повториться. Но Тур убежденно говорил, что мир болен, и болезнь приведет к нарыву, который неизбежно лопнет, будет новая война, страшнее всех предыдущих войн. Люди совершенствуют только технику, а сами не стали лучше. Деревянная дубинка и бомба с отравляющим веществом — это всего лишь разные ступени развития техники. Тур не желал быть причастным к какой-либо войне. Он хотел уйти от цивилизации. Вернуться к природе.

Уехать и никогда не вернуться в Норвегию… Впрочем, Тур понимал, что речь идет об эксперименте, а эксперимент может и не получиться. Значит, и отъезд, и возможное возвращение должны быть обоснованы убедительными причинами. И ведь нельзя просто взять и заявить родителям, что они его больше не увидят. Он скажет только, что отправляется на какой-нибудь тихоокеанский остров заниматься зоологическими проблемами. Продолжая заниматься в университете, Тур разрабатывал свой план по двум линиям. Если его эксперимент провалится, он хоть привезет что-то полезное для науки.

Согласно своим замыслам, Тур наряду с зоологией серьезно взялся за географию. Читал всю доступную литературу о тропиках и пришел к выводу, что задуманный им опыт легче провести на одном из уединенных островков Полинезии. Образ жизни полинезийцев наиболее близко подходил к тому, что ему казалось нужным, чтобы люди чувствовали себя счастливыми. Три года основательных занятий привели его к выводу, что в Полинезии для такого эксперимента больше всего годится Маркизский архипелаг. Ко времени открытия архипелага здесь жило около ста тысяч человек. Болезни и прочие беды, которые европейцы навлекли на островитян, произвели такое опустошение, что осталось лишь две тысячи жителей. Тур рассуждал так: в области, кормившей некогда сто тысяч, наверное, вдоволь земли, растительности и пищи. Он заключил также, что следует предпочесть какой-нибудь островок поменьше.