Владимир Врубель - Всем штормам назло

В могиле Татьяны обнаружили нательный крест, который в одних сообщениях называют западноевропейского образца, в других — старообрядческим, а также остатки обуви на левой ноге. Чтобы свести концы с концами, обвинили покойного Челюскина в том, что он написал в документах умышленную ложь в отношении болезни Василия, правда, зачем, и сами хорошо не понимают. Ну а по поводу креста составлен целый трактат, в котором доказывается, что такие кресты делали чуть ли не в родной деревне Татьяны.

Судмедэксперт утверждает, что состояние зубов обоих черепов указывает на то, что оба курили трубку, причём усиленно. Татьяна курила трубку? Как-то не вяжется. Скорее это свойственно представительницам северных народов. Рядом раскопали ещё одно захоронение, обнаружили там останки неизвестного якута, а не подлекаря с «Якутска», как предполагалось. Так, может быть, Чекановский просто ошибся местом?

Наше время богато различного рода гробокопателями. Любителей порыться в могилах, перевозить прах усопших с одного место на другое хоть отбавляй, то кости царицы везут, то генералов Деникина, Каппеля, Муравьёва-Амурского.

Лучше бы делали так, как поступали благородные люди до них, — привели в порядок захоронение и постояли, молча, со снятой шапкой.

Путешественник Николай Николаевич Миклухо-Маклай стал известным ещё при жизни, поэтому к его брату-моряку прилепилось, как кличка, неизменное «брат знаменитого путешественника». Однако он был человеком со своей судьбой и биографией, достойной отдельного рассказа. Удивительно, но в «Морском биографическом словаре» 1995 года о моряке Владимире нет ни слова, а о путешественнике написано. В переизданном под несколько иным названием «Словаре биографическом морском» 2000 года наконец-то появилась заметка и о моряке Владимире. Слава Богу, составителям хватило такта обойтись без упомянутого выше дополнения к фамилии.

Владимир был на семь лет младше Николая. Когда ему исполнилось пятнадцать, мать подала прошение о приеме сына в Морское училище. По законам жанра здесь обязательно нужно написать, что мальчик любил пускать кораблики в луже или слушать байки какого-нибудь родственника, просоленного и провяленного на океанских ветрах. Может, что-то в этом роде и было, но, пожалуй, основную роль сыграло то обстоятельство, что в Морском училище Владимира брали на государственное обеспечение. От Николая ждать помощи не приходилось: он и после прекращения учебы продолжал жить на средства матери, а той еще нужно было думать о лечении заболевшей чахоткой дочери Ольги, везти ее в Крым.

Итак, 18 сентября 1868 года Владимира Миклуху, православного, из потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии, зачислили воспитанником Морского училища. Ему повезло дважды: и потому, что приняли, и потому что жил недалеко от училища, не нужно было даже на извозчика тратиться, когда отпускали домой.

В Морском училище Владимир, к ужасу матери, едва не повторил судьбу брата, которого выгнали из гимназии и из университета. Революционное брожение умов в обществе не обошло стороной даже такое элитное учебное заведение, как Морское училище. В нем образовалось «революционное тайное общество». Его организаторы, будущие флотские офицеры, оплот государства и самодержавия, решили, что наступила пора свергнуть правительство и поменять государственный строй на более справедливый.

Поскольку никто из ниспровергателей не представлял себе, что такое «более справедливый», то вполне разумно, что члены общества решили заняться самообразованием. По этой же причине отложили на время и свержение существующего строя. По вечерам в ротных помещениях царило необычное оживление. Революционеры усаживались на койки, вслух читали запрещенные книги Лассаля, Чернышевского, Флеровского и других. Те же, кто не удостоился приема в общество, могли послушать чтения, но принимать участие в дискуссиях не имели права. Споры были горячими. Единственное, в чем все сходились, — что обязательно должно быть восстание против тиранов, и оно непременно окончится победой восставших, после чего наступит всеобщее благоденствие. Споры шли в основном по поводу способов достижения благоденствия.

У членов тайного общества были, как водится, и антиподы. У тех тоже имелась организация, которую называли «бутылочная компания». Их цели были проще: выпить и погулять в компании дам, как тогда говорили, «полусвета». Естественно, между двумя противоположными лагерями происходили стычки.

Один из «бутылочников» явился как-то в гости к своему петербургскому дяде с синяком под глазом. Тот поинтересовался, откуда такое приобретение, и Хлопов — так звали этого воспитанника Морского училища — объяснил, что на почве идеологических разногласий. Дядя был не просто дядя, а шеф жандармов граф Пётр Андреевич Шувалов. Через пять минут племянник даже не заметил, как выложил ему все, что знал.

Шувалов задумчиво поглядел на своего балбеса-родственника и подумал, что не зря вытащил его из глухомани, где жила невезучая сестрица графа. Благодаря племяннику редкостная удача улыбнулась шефу жандармов: раскрыть заговор, можно сказать, вторых декабристов!

Не медля ни минуты, он отправился во дворец. Царь был вне себя от ярости и дал согласие на аресты членов тайного общества, но пока приказал содержать их в училище под надзором не жандармов, а морских офицеров-воспитателей. О случившемся стало тут же известно управляющему Морским министерством адмиралу Краббе.

Николай Карлович Краббе был колоритной личностью. В юности участвовал в боях с горцами на Кавказе, в экспедиции графа Перовского против хивинцев, в стычках с туркменским разбойниками, в боях с турками и везде зарекомендовал себя храбрым офицером. Обладал незаурядными дипломатическими способностями. Практически не плавал, но стал руководителем Морского министерства, умел ладить с адмиралами, настоящими морскими волками. Вместе с великим князем Константином провел важные реформы на флоте. Был он великим жизнелюбом, весельчаком, рассказчиком остроумных и, как правило, неприличных анекдотов, страстным охотником, любителем женщин, прославился тем, что собрал самую большую в России коллекцию порнографических открыток и рисунков.

Александр II его любил, они вместе ездили на охоту. Но заговора новых декабристов царь ему бы не простил. Адмирал явственно увидел впереди перспективу позорной отставки. Нужно было спасать собственные погоны. Но справедливости ради необходимо заметить, что министр руководствовался не только страхом за свою карьеру. Умный и добрый адмирал пожалел безрассудных мальчишек, старшим из которых было семнадцать, а младшим — пятнадцать лет.