Рене де Баржи - В стране минувшего

— Вао, — так она его называла, — знает все. Меча не знает. Но Меча слушает Вао.

Когда Меча впервые увидела, что он курит трубку, она была необыкновенно удивлена. Но вдыхаемый дым показался ей очень неприятен, и она никак не могла понять, зачем ее новый друг занимается такими упражнениями. Объяснить это Берану было очень трудно. Зато огниво, которым он пользовался, не восхищало ее. Она знала искусство добывать огонь, ударяя острым кремнем по колчедану и зажигая полученной искрой высохший мох. Инструмент исследователя, конечно, был очень удобный, более соразмерный его росту — вот и все. Но часы на толстом кожаном браслете у его кисти постоянно приводили ее в какое-то смущение. Она только очень смутно понимала, что этот предмет может служить для измерения времени, несмотря на старания Берана показать ей, что тому или иному положению солнца на горизонте соответствует и определенное положение стрелок. Деление циферблата на двенадцать частей, приводящее стрелки в то же самое место два раза с сутки, чудовищно осложняло проблему. Но больше всего вызывало ее удивление непрерывное тиканье. Ничего не смысля в элементарнейшей механике, она продолжала думать, что там внутри скрыто какое-то чудесное живое существо: тиканье слишком напоминало ей биение ее собственного сердца.

Беран любезно открывал перед ее глазами часовой колпачок, и Меча испуганным взором смотрела на быстрое движение пружины. Но за отсутствием слов объяснить механизм он не мог. Как-то утром, встав до восхода солнца, он вышел на террасу и был очень удивлен, увидев там группу людей, стоявших в безмолвии и как будто чего-то поджидавших. Заинтересованный этой картиной, он уселся в глубине террасы за выступом и, сдерживая дыхание, стал ждать. На горизонте забелелось. Потом как-то вдруг, как всегда бывает под тропиками, пылающий солнечный диск поднялся над лесом. В этот момент все люди простерли к нему свои руки, испуская хриплые звуки со странными интонациями. Несколько минут продолжали они восклицать, не изменяя позы. Затем повернулись, забрали свое лежавшее на земле оружие и направились к выходному коридору.

— А, это охотничья экспедиция, — подумал молодой человек. — Стало быть, у этих людей есть какой-то неопределенный культ солнца с первобытными обрядами и ритуальным гимном. В нем я, однако, не мог ухватить никакого смысла. Единственное, что я уловил, это — слово «Вао», т. е. солнце. Но самая молитва господину дня перед отправлением на охоту — в этой обстановке является чем-то величественным. Надо сказать моим двум ученым. Они, вероятно, не знают этой характерной подробности.

Они действительно не знали ее и горячо благодарили своего компаньона за его сообщение.

— Как-нибудь утром мы тоже пойдем посмотреть этот ритуал, — сказали они.

Они, как заметил Беран, вообще неохотно разлучались друг с другом. Происходило это не столько от их взаимной симпатии, хотя она несомненно имелась, сколько из боязни, как бы один из них не сделал какого-нибудь открытия, не поделившись им с другим. Этот постоянный шпионаж чрезвычайно забавлял Леона Берана.

Раз, когда он проходил утром по скалистому коридору, по обыкновению сопровождаемый Мечей, перед ними выскочил какой-то человек и принялся ругать молодую девушку. Беран узнал в нем того самого, который в день его захвата проявлял грубость по отношению к Мече. Теперь он резко упрекал ее за ее постоянные прогулки с пленником, за то, что она совсем забросила и охоту, и рыбную ловлю. Меча отвечала ему в том же тоне, и наконец с презрением приказала ему замолчать и направила к своему отцу. При имени вождя этот человек, как казалось, был смущен. Он ничего не сказал, только задвигал челюстями и бросил на Берана взгляд, полный ненависти.

Беран и Меча пошли дальше. Молодая девушка стала объяснять своему спутнику, что этот воин хотел купить ее себе в жены. Уже несколько месяцев по этому вопросу тянулись переговоры между ним и ее отцом. Но Меча не хотела его, и вождь, и в качестве отца, и в качестве верховного судьи, прервал переговоры.

— Почему же? — спросил Леон Беран. — У него мало шкур, мало слоновой кости?

— Нет, много. Но Меча не хочет. — Дальнейших объяснений она не давала.

Несколько раз, когда ученые уходили на прогулку, Беран сводил ее в их помещение и делал ей перевязки. Рана, несмотря на глубину, благодаря этому врачеванию быстро заживала. И еще через несколько дней он мог совсем снять повязку.

Счастливая молодая девушка в знак благодарности излюбленным своим жестом погладила ему лоб и голову.

Она с каждым днем привязывалась к нему все больше и больше, и он испытывал от этого — как сам должен был себе признаться — какую-то тихую радость. Он старался увеличить ее познания, но, конечно, отдавал себе отчет и в примитивности ее умственных сил и в ограниченности тех средств образования, какими он мог располагать. И все-таки она проявляла поразительную способность усвоения.

Однажды Меча устроила ему приятный сюрприз. Утром, по обычаю, она дожидалась его на платформе. Потом пошли в коридор. На полпути Беран заметил, что никто за ними не следует. Он выразил большое удивление.

— Меча говорила вождю, — сказала молодая девушка с торжествующей улыбкой.

За несколько шагов до выхода она остановилась, пошарила в углублении скалы и вытащила оттуда карабин Берана и подала ему.

Тот стоял в недоумении.

— Меча говорила вождю, — повторила она, наслаждаясь удивлением своего спутника.

Он настолько был озадачен, что не решался верить своим глазам. Осмотрел оружие. Оно было в полном порядке. Не было только тех двух зарядов, которыми он выстрелил, защищая Мечу в ее схватке с лемурийцами.

— Вао доволен? — спросила молодая девушка со смехом в глазах.

Леон воскликнул:

— Очень доволен, Меча. Благодарю.

Он протянул ей руку. Меча тихо ее пожала.

Они шли по пути первой своей прогулки. Дошли до пляжа и там расположились.

Было очень жарко. Ни малейшего ветерка. Ни один лист не двигался.

В один момент Меча скинула свой передник, бросилась в воду и стала там резвиться.

Наяда с правильными, почти скульптурными линиями тела, она с чудесной гибкостью проделывала разные умопомрачительные фигуры, без малейшего усилия плавала, ныряла, поднималась, потрясала своими пышными волосами, фыркала и весело смеялась. Жестом она приглашала своего компаньона последовать ее примеру.

— Смешон я буду рядом с этой юной нимфой, — подумал Леон Беран.

Но вода манила его, и, поддаваясь искушению, он разделся и бросился туда.

Теплые струи приятно ласкали его кожу. Мускулы его распускались в какой-то сладостной ноте. Он заметил, что плотность этой воды превышает даже плотность моря. Он без усилий держался на поверхности, и каждый из взмахов относил его на значительное расстояние.