Максимилиан Кравков - За сокровищами реки Тунгуски

Часа через три установили дежурство, чтобы не пропустить затон, предвещавший близкий порог.

Иван Николаевич вошел во внутрь илимки, чтобы еще раз взглянуть на ящики с коллекциями и другой багаж.

Хотел было спрятать понадежнее коробки с инструментами, но тотчас же улыбнулся и сказал сам себе:

— Куда же прятать? Уж если придется тонуть — так все потонет. Глупости это! — и, насвистывая какой-то веселый марш, вылез на палубу.

Один Хорька был совершенно равнодушен. Растянувшись у мачты, он подставил солнцу черную лоснившуюся шкуру, и, пригревшись, спал.

— Впереди затон! — твердо крикнул Петя, стоявший с биноклем дозорным.

И сразу у всех поднялся решительный, даже злобный, задор:

— Будем здесь приставать? — спросил Николай.

— Нет, — скомандовал Иван Николаевич, — прямо, к порогу!

Потом спустился к борту и взялся за рукоять весла. У другого уже сидел Петюха, обменявшийся с ним веселым взглядом.

Николай и Володя стояли на корме, на помосте, крепко держали руль и напряженно вглядывались в реку.

Течение стало заметно усиливаться. Замелькали береговые деревья. Туман совсем рассеялся, и золотом сверкало солнце, прибавляя бодрости.

Струи сплетались в широкую волнистую дорогу. Донесся шумящий и ровный грохот…

— Порог, — закричал Николай, — гребись!

Петя вцепился руками в скрипевшее на уключине весло и больше ни на что не смотрел и ни о чем не думал.

Только греб, что было сил!

Стремительно-быстро накатился грохот, и вода кругом закудрявилась пенными всплесками. Иногда казалось, что илимка стоит неподвижно на месте, но уносящиеся сторонами берега говорили о скорости, с которой мчала судно…

Вот, с правого берега показалась горбатая гряда камней, вошедших в реку. Об нее, с высокими брызгами, расшибались тяжелые волны.

— Гряда! — крикнул Николай Володе и так как знал, что тот не услышит его голоса, показал рукою.

Володя, бледный и строгий, кивнул головой и указал на левую сторону. И оба круто свернули руль влево.

Илимка шатнулась и, ныряя в глубоких водяных ухабах, понеслась, к словно летевшему ей навстречу, левому берегу.

Черный утес, словно окаменелый зверь, торчал среди белых взрывов пены. Торчал как раз на пути илимки, с каждой секундой словно вырастая, из реки.

Вдруг, илимку рывком отшвырнуло в сторону. Она накренилась, выпрямилась, и утес остался в стороне.

Илимку потащило к правому берегу, к клокочущим, как в котле, сшибающимся валам… Николай увидел, как мелькнуло в воде весло, вышибленное при повороте судна, из петиных рук…

Отчаянными усилиями оба кормовщика передвинули руль.

Однако, илимка несется, пересекая середину реки, и нос ее смотрит попрежнему в береговой бурун! Они поднимают руль, заносят его и, рискуя вылететь в реку, отгребаются к середине. Нос чуть-чуть отошел, но уже рядом взрыхленная полоса течения, неудержимо влекущая на камни…

Упершись во что-то ногами, Николай закрыл глаза и всей тяжестью навалился на руль. Послышался короткий и слабый треск. Сломанный руль выпрыгнул из воды, и оба — и Николай, и Володя, потеряв опору, грохнулись вниз, на дно илимки.

А повернутое последним усилием судно, отшатнулось от гибельного буруна и, зарываясь носом в валы, выскочило из порога…

Иван Николаевич, вместе с Петей, работали уцелевшим веслом, подгребаясь к песчаному берегу.

И илимка остановилась, слегка покачиваясь.

Тут Петя не выдержал, обнял Ивана Николаевича и, севши на палубу, громко заревел…

Дальше плыли по успокоившейся и неопасной уже реке и наперебой рассказывали о своих впечатлениях.

Собрались все на корму, у поломанного руля, и Хорька терся тут же.

— Я ничего не видал, — сознался Петя, — помню только, как дернулось вверх весло и как вместе с уключиной полетело! Чуть руки мне не оторвало! Тогда я смотрю — Иван Николаевич гребет. С него шапку сорвало, а он все гребет…

— Ну, ребятки, а я думал, что смертный час приходит, — говорил Володя. — Мне с помоста-то видно было. Ведь, чуть, какие-нибудь метров сорок, до камней осталось. И вахтам, ужасный, крутит! И как нажали мы разом на руль, да сбросило нас вниз, я только тогда и опомнился, когда лбом о косяк зацепил! Даже искры из глаз посыпались!

Действительно, у Володи над бровью вздулась багровая шишка…

— А я думал, что меня в порог сорвало, — рассказал Николай, — но когда увидел, что на дне илимки лежу, помню, крикнул — врешь, наша взяла!

— Чего-же мне-то сказать… — затруднился Иван Николаевич, — помню, что веслом махал…

И, засмеявшись, неожиданно и задорно спросил:

— А ведь молодцы мы все-таки ребята? А?!

И все хором и дружно гаркнули:

— Молодцы!

— Вот! — хохотал Иван Николаевич, — раз никто нас не хвалит, так мы сами себя похвалим! А теперь давайте-ка руль чинить, поскорее, чтобы к вечеру в Туруханске быть.

Еще долго тянулись таежные и скалистые берега. И путешественники узнавали места, которые проходили они в начале лета.

И счастливый сплав их через порог, и все благополучие обратного пути, и хрустально прозрачная свежесть осени, золотой и красной осени севера — рождали смутные сожаления.

Сожаления о том, что с концом Тунгуски оканчивается и трудовое их лето.

Лето борьбы с природой за скрытые ее богатства, а порой и борьбы за собственную жизнь.

Одновременно волновали путешественников и другие мысли. Вот они победителями выходят из дремучей тайги Тунгуски.

Из каменной груди ее утесов они вырвали руду и уголь и несут их своим вкладом в социалистическую стройку.

Боевым активом сами входят в ряды строителей. Равноправными бойцами вливаются в отряды великой, трудовой армии…

И эти мысли зажигали ярко и тянули отсюда скорее к людям, к делу, к труду…

— Что-то наши сейчас, — волновался Николай, — ждут ли нас в Туруханске или уже уехали на юг?

— Не такой человек профессор, чтобы уехать! — ответил Иван Николаевич, — готовится, вероятно, санным путем выручить нас из тайги.

— Да, — сказал Володя, — ему тяжелее, чем нам досталось. Потому что, нет того хуже, чем когда желаешь помочь, да не можешь!

К вечеру показались последние крутые утесы, А там, словно распахнулись горы, и широко разошелся горизонт над показавшейся долиной Енисея…

— Туруханск! — не отрываясь от бинокля, сообщал Петя, — вон знакомый яр с боченками и сетями… Вон домик на краю, а на нем… Ребята! А на домике флаг нашей экспедиции!

Но илимку уже заметили с берега. Вокруг домика засуетились люди. Вот, врассыпную, сбегают они к воде, навстречу причаливающему судну…