Жюль Верн - История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века

«Их рост, одеяние, образ лица и язык, — сообщает путешественник, — доказывают, что они одного происхождения [с сахалинцами], почему Де Фриз, капитан корабля Кастрикома, хотя и был в Аниве и Аткизе, но, не узнав пролива Лаперузова, мог остаться при мнении, что оба сии места находятся на одном и том же острове…

Айны среднего и все почти ровного роста, не выше 5 футов и 2 или 4 дюймов; цвет лица так темен, что близко подходит к черному, борода густая и большая, волосы черные и жесткие, висящие книзу… Женщины чрезвычайно безобразны: весьма темный цвет их, черные как уголь, через лицо висящие волосы, синие губы и насеченные на руках изображения при нечистом и неопрятном одеянии, не удобны к тому, чтобы они могли понравиться… Впрочем, надобно отдать им справедливость в том, что они чрезвычайно скромных нравов… Айны более всего отличаются добросердечием, изображающимся ясно в чертах лица их. Примеченные нами поступки их подтверждали то совершенно…

Одеяние айнов состоит по большей части из кож дворовых собак и тюленей. Я видел некоторых, однако в другом платье, подобном камчадальской парке, которая не иное что есть, как просторная рубашка, надеваемая сверху на нижнее платье. Жители берега Анивы одеты были все в шубы. Сапоги свои делают они из кож тюленьих. Женское платье вообще из оных же».

Миновав пролив Лаперуза, Крузенштерн остановился в заливе Анива на острове Сахалин. Там было столько рыбы, что длячистки и сушки ее две японские фактории нанимали свыше четырехсот айнов. Здесь не ловили рыбу сетями, а просто черпали ведрами во время отлива.

Затем русские мореплаватели произвели съемку залива Терпения, который раньше был лишь частично исследован голландцем Де Фризом; в глубине залива в него впадает река, названная Крузенштерном Невой. Прервав обследование берегов Сахалина, русские моряки приступили к съемке Курильских островов, положение которых было ранее определено недостаточно точно. 5 июня 1805 года «Надежда» возвратилась в Петропавловск, где высадила на берег посла и его свиту.

В июле, пройдя пролив Надежды между Матуа и Расшуа, двумя из Курильских островов, Крузенштерн возобновил съемку восточного берега Сахалина, вблизи мыса Терпения. Прилегающая к нему местность с холмами, покрытыми зеленой травой и низкорослыми деревьями, и побережьем, окаймленным кустарником, имела довольно живописный вид. Дальше от берега взору представлялась унылая цепь высоких гор.

Путешественник прошел на своем корабле вдоль всего пустынного, не имеющего гаваней берега до мысов Марии и Елизаветы [477] [477] Мыс Елизаветы — крайняя северная оконечность Сахалина. . Между ними простирается большая бухта, в глубине которой расположена маленькая деревня из двадцати семи домов — единственное поселение, увиденное русскими моряками после того, как они покинули бухту Анива. Деревня была населена не айнами, а гиляками [478] [478] Гиляки — название, широко употреблявшееся до начала 1930 годов по отношению к нивхам. Название было образовано от тунгусо-маньчжурского «гила-гела» («большая лодка»). Прямые потомки древнейшего населения Сахалина и низовий Амура. Современная численность — около 4,6 тыс. человек. Сильно перемешались с окружающими народами и народностями, в том числе — с айнами. В XX веке этноним «гиляки» стал пониматься как несущий оскорбительный смысл, и представители этой народности стали называть себя нивхами (точнее — нивхгу — от нивх, «человек»). .

После этого Крузенштерн вошел в пролив, который отделяет Сахалин от материка; но едва он оказался на расстоянии пяти миль от входа, как лот показал в средней части пролива глубину всего в шесть морских саженей [479] [479] Морская сажень — в русском парусном флоте равнялась шести футам, или 2,57 аршина (вместо обычной меры длины — трехаршинной сажени), что эквивалентно 182,8 см. . Нечего было и думать о том, чтобы двигаться дальше. Капитан отдал приказ лечь в дрейф, и от корабля отвалил баркас, который получил задание обследовать фарватер пролива, двигаясь от берега к берегу до тех пор, пока глубина окажется менее трех саженей. Баркасу пришлось бороться против очень сильного течения, идущего с юга, так что плавание было крайне тяжелым; это течение приписывают не без основания реке Амур, устье которой находится невдалеке [480] [480] «По окончании нашего исследования Сахалина уверился я точно, что к югу от устья Амура не может быть прохода между Татариею и Сахалином, в чем согласны со мною и все прочие, на корабле бывшие и могшие судить о сем» (И. Ф. Крузенштерн. Указ. соч., с. 205). Такое категоричное заключение знаменитого мореплавателя почти полвека никем не оспаривалось и вывело район устья Амура из орбиты географических исследований, пока в 1849 году будущий адмирал Геннадий Иванович Невельской не начал подробное изучение этого района и не открыл узкий пролив, впоследствии названный его именем; этот пролив соединяет Амурский лиман с южной частью Татарского пролива. .

Помня совет губернатора Камчатки не приближаться к берегам Татарии, подвластной Китаю, чтобы не возбуждать недоверия и подозрительности этой державы, Крузенштерн отказался от продолжения съемки. Пройдя еще раз вдоль цепи Курильских островов, «Надежда» вернулась в Петропавловск.

Начальник экспедиции воспользовался пребыванием в этом порту для того, чтобы произвести необходимый ремонт своего судна и чтобы восстановить памятник капитану Кларку, принявшему после смерти Кука начальство над его последней экспедицией, и Делилю де ла Кройеру, французскому астроному, спутнику Беринга в 1741 году.

Во время последней стоянки Крузенштерн получил собственноручное письмо русского императора, который, в знак удовлетворения его работой, прислал ему орден Святой Анны.

Четвертого октября 1805 года «Надежда» двинулась наконец в обратный путь, в Европу, следуя вдоль восточного побережья Курильских и Японских островов, и затем, пройдя пролив Баши [481] [481] Баши — расположен в Тихом океане между Тайванем и филиппинским архипелагом Батан. она вошла 21 ноября в гавань Макао (Аомынь). Крузенштерн очень удивился, не застав там «Невы», которая, согласно его инструкции, должна была доставить с Кадьяка груз мехов; на вырученные от их продажи деньги он предполагал закупить китайские товары; Крузенштерн решил ждать «Неву».

Макао явил взорам путешественников картину былого величия.

«Обширные здания, — говорится в отчете, — на пространных местах, окружаемые великими дворами и садами, по большей части пусты. Число живущих здесь португальцев весьма уменьшилось. Лучшие дома частных людей принадлежат сочленам факторий голландцев и англичан… В Макао считается от 12 до 15 тысяч жителей, из коих большую часть составляют китайцы, умножившиеся в сем городе столько, что выключая монахов и монахинь редко увидеть можно европейца на улице. "У нас более монахов, нежели воинов" — сказал мне один из здешних граждан, и сие было совершенно справедливо. Число здешних солдат не превосходит 150, между коими нет ни одного европейца. Все вообще макаоские и гоаские мулаты, даже и офицеры, не все из европейцев. С таким малым гарнизоном трудно защищать четыре великие крепости».