Георгий Чиж - К неведомым берегам

Мария Николаевна не отвечала.

— Ну, милая, ну, скажите! — просила Катя, уже заметившая Невельского, стоявшего в напряженном ожидании ответа Марии Николаевны.

— Я поступила бы так же, — тихо, но твердо ответила Мария Николаевна, уже отбиваясь от напавшей на нее сияющей Кати.

— Вы слышали, милостивый государь? — притворно строго спросила Катя, нахмурив брови и оборачиваясь. — Ну вот!

Положение Геннадия Ивановича, твердо решившего оставить Катю в Иркутске, стало затруднительным, тем более что он вполне разделял рассуждения «гадкого старика», как окрестила его Катя, теперь почувствовавшая под ногами почву. Из женщин Невельского продолжала поддерживать одна генерал-губернаторша. На это скромная и всегда сдержанная Катя решилась сказать, что она рассуждает, как избалованная француженка, и что ее, по-видимому, напугало трудное путешествие на Камчатку и Аян, но что русские женщины рассуждают иначе и едут сюда теперь за ссыльными мужьями сотнями.

Эта новая тема — как именно должна поступить Катя — стала злободневной, перебросилась и в девичий институт. Неделикатная публика утомляла жениха и невесту расспросами. Институтская молодежь стояла на стороне Кати. Катя превратилась в героиню и тут же почувствовала на себе тернии славы: огласка заставила отказаться от тихой, скромной свадьбы.

Подходила страстная неделя. От Кати Невельской узнал, что к этому времени, как и ежегодно, в Иркутск съедутся окрестные декабристы под предлогом говения и встречи пасхи. Такой предлог для приезда действовал у властей безотказно. Катя смеялась, рассказывая, что в свое время получил разрешение на приезд и католик Лунин и атеист Петр Иванович Борисов.

— Зачем им эти съезды, могущие повредить им? — спросил Невельской.

— Они таким образом подводят итоги своей деятельности за год… Это очень важно, — добавила она, видя удивленное лицо Геннадия Ивановича, — так продолжается и даже крепнет между ними связь. Они проводят съезды в виде дружеской беседы, но к ней готовятся, и в зависимости от того, кто присутствует из посторонних случайно, домашняя беседа принимает тот или иной характер. Свои, домашние, в случае присутствия посторонних, стараются по возможности отвлекать их салонными разговорами.

— О чем же они говорят?

— А вот придешь сам невзначай, узнаешь, тебя они стесняться не будут… Ты после исполнения поручений на положении своего.

— Кого же ждут в гости?

— Немногих — ряды редеют на глазах: Борисовы, оба Поджио, Трубецкой, Муханов да Бесчаснов… Может, кто-нибудь еще пожалует неожиданно и издалека, это бывает.

Съезд состоялся в среду…

Мария Николаевна разрешила Невельскому прийти якобы случайно, а Катю просила в этот вечер разливать чай.

Сергей Григорьевич вошел в гостиную с обоими Борисовыми, ведя под руки и слегка подталкивая упирающегося больного Андрея Ивановича. Из братьев Геннадий Иванович знал до сих пор только Петра, так как Андрей в Иркутске никогда не бывал.

Мимоходом поздоровавшись с Невельским, Андрей тотчас же освободился из-под руки Волконского, отошел в сторону и одиноко уселся в уголке, уставивши в одну точку свой грустный неподвижный взгляд. Издали он казался угрюмым и даже злым. Кое-как подстриженные усы торчали, немного спускаясь к уголкам рта плотными щетками. Длинный черный сюртук делал Андрея похожим на провинциального лютеранского пастора, а отсутствующий взгляд и тоскующая поза невольно вызывали вздох сожаления об этой бессмысленно загубленной жизни: «механхолия», определил когда-то Вольф, врач-декабрист, неизлечима. И действительно, она заметно усиливалась.

Маленький сухощавый Петр Иванович Борисов был известен Невельскому, как один из творцов, организаторов «Общества славян», педагог и знаток забайкальской флоры. Прекрасный рисовальщик, он без устали зарисовывал ее представителей и составил выдающийся гербарий. Будучи убежденным демократом, он хорошо понимал важность объединения единомышленников независимо от их социального положения и заботился о сближении славян с Северным обществом. В Сибири он сначала дичился Волконских, потом подружился и стал неизменным почитателем и искренним другом их, а через них — и Трубецких.

Странно было видеть этого некрасивого, маленького и упорного атеиста, воспитанного на сочинениях Вольтера, Гельвеция, Гольбаха, рядом с великаном Волконским. Большие вдумчивые глаза его, искрившиеся безграничной добротой и прямодушием, не забывались. Нежная доверчивая улыбка, часто расцветавшая на лице, чудесно преображала его: он становился вдруг обаятельным и близким, а обиженная складка под короткими усами молодила.

В политике он отрицал пользу военных насильственных переворотов, доказывая, что они ничего не имеют общего с революциями.

— Как мало стало нас! — сказал он с грустью Волконскому, пожимая руку поднявшемуся при их приближении Невельскому.

Не успел он получить от Невельского ответа на вопрос о делах на Амуре и дальнейших его предположениях, как в гостиную вкатился жизнерадостный и шумливый Муханов, расправляя на ходу длинные, пушистые, когда-то огненно-рыжие, а теперь серые седые усы.

— А я ехал сюда и думал: а вдруг встречусь с Невельским? Я давно этого желал, но как-то не везло — уж очень быстро вы проскальзываете мимо наших мест, — любезно заговорил он густым басом, мало подходившим к его фигуре, и энергично тряс руку опешившего от неожиданной стремительности Невельского.

— Я, знаете, — сказал он, — что думаю? Вам, пожалуй, было бы неплохо взять нас к себе в поселенцы… Вам бы веселее было, а нам потеплее — у нас тут уж очень холодно.

— Полно запугивать, Петр Александрович, он от твоих поселенцев сбежит: что ему делать с такими курилками, как мы? — снова закартавил великан Волконский. — Мы ведь только «жив курилка, еще не умер», а ему люди нужны с огнем и верой в дело. Ты, Петр Александрович, — он опасливо оглянулся во все стороны и пояснил, — смотрю, нет ли дам — ты когда родился?

Муханов сверкнул своими карими живыми глазами, высоко поднял голову на Волконского, показывая свой круглый, смешно раздвоенный подбородок, и, приподнявшись на цыпочки, доверительно сказал, тоже оглядываясь:

— В тысяча восьмисотом…

— На целых пять лет наврал, — смеясь, объяснил Волконский Невельскому и, нахмурившись, приложил ко лбу указательный палец. — В этом что-то кроется.

А дело в том, что Муханов собирался жениться на иркутской классной даме Дороховой, и жениховство его для иркутян уже не составляло тайны.

За Мухановым появился редкий у Волконских гость, Бесчаснов, из близкого от Иркутска села Смоленщины. Он точно сорвался с картинки: щеголь времен восстания декабристов — модная прическа, бачки начесом, высокий снежной белизны воротничок и искусными складками расположенный большой галстук, покрывавший всю грудь. Хорошо схваченный в талии сюртук покроем напоминал пушкинский.