Владимир Иорданский - Африканскими дорогами

Самая старая часть Лагоса — Исале-Еко. Правда, в начале 30-х годов XX века здесь была проложена новая улица — Идумагбо-авеню, снесены некоторые особенно обветшалые здания, и все же таких трущоб, как в Исале-Еко, не увидеть в других районах столичного центра. По давней традиции местные жители строили дома из бамбуковых жердей, обмазываемых илом. Позднее стали использовать также гофрированное железо. Хаотично разбросанные, эти дома образовывали лабиринт узких и грязных тупиков и улочек, сбегающихся к дворцу верховного вождя города. Дворец назывался Ига Идунганран и был отстроен сравнительно недавно на месте старой резиденции лагосского правителя.

Исале-Еко — это сама история. В уличной толпе многие мужчины и женщины были в традиционных костюмах. Праздники напоминали скорее бурные карнавалы, чем чинные и строго организованные официальные торжества. Рядом с убогими церквами и мечетями проходили чисто языческие процессии людей в масках. На рынке добрый десяток столов был занят снадобьями — от игл дикобразов до змеиных шкур — из «арсенала» местных знахарей и знахарок.

Во многих африканских столицах, иногда в самом центре, сохраняются такие кварталы существовавшего до начала колонизации «туземного» города. Их жители бережно поддерживают прадедовские обычаи и живут изолированно от остальной части городского населения. Обычно они подчиняются, как и в прошлом, власти своего вождя. В Лагосе с его шумными улицами, небоскребами, бурной жизнью, наталкиваясь на подобный островок далекого прошлого, сначала испытываешь острое недоумение, но потом это чувство исчезает. Колониальный город, видимо, был не способен спаять в органически единый и цельный сплав все свои разнородные элементы.

Уже в конце XIX века начали расти пригороды Лагоса. С 1895 года, когда приступили к строительству железной дороги на Ибадан, к нигерийской столице потянулись потоки ищущих работы людей. Это были не только йоруба из соседних с Лагосом деревень. Шли ибо с востока, иджо из дельты Нигера, хауса с севера. Завершение строительства железной дороги в 1902 году еще больше усилило притягательную силу города. К тому же в 1906 году он был поднят до ранга столицы сначала только Южной Нигерии, а когда в 1914 году южная и северная провинции были объединены в единую территорию, — и до ранга столицы всей колонии.

Мелкие деревушки, окружавшие город, — Мушин, Сомолу, Око Ваба и другие, были захлестнуты многонациональной волной переселенцев. Только в районе Яба, где жили люди с определенным достатком, возникшее предместье складывалось в соответствии с градостроительским планом. В других местах возобладала стихийность. Лачуги-времянки сооружались переселенцами из оказавшегося под рукой хлама. В сезон дождей улочки превращались в грязевые потоки. Груды гниющего, разлагающегося под палящим солнцем мусора наполняли воздух зловонием.

Конечно, за годы независимости и здесь кое-что изменилось к лучшему — появилось электричество, некоторые улицы были заасфальтированы, построены школы. Но бедность этих районов полностью не исчезла. В тени разросшихся манговых деревьев я видел, как играют полураздетые дети. У уличных колонок толпились пришедшие за водой женщины. В полутемных барах торговали не только пивом или перегнанным из пальмового вина самогоном, иной раз там сбывали и канабис, местную разновидность гашиша.

Как-то раз в Лагосе мне попала в руки пачка старых фотоснимков города. Вот паровоз «кукушка» тянет трамвайные вагоны. На фотографии Балогун-стрит — низкие одноэтажные дома со ставнями, куры на мостовой, стол торговки у одного из домов… Бедность нивелировала архитектурные стили, и вытянувшиеся вдоль кривой улицы лачуги под ржавыми железными крышами казались построенными одним человеком, к тому же с бедной фантазией.

Разглядывая эти пожелтевшие от времени фотографии, я не мог избавиться от впечатления, что вижу снимки, сделанные в бедняцких кварталах нигерийской столицы совсем недавно.

Только один мост — Картер-бридж, переброшенный через лагуну, — связывал разбухшую периферию Лагоса с его центром. Утром, начиная примерно с семи часов, густой поток велосипедистов устремлялся но длинному мосту в город. Большинство из них — в белых рубашках с подвернутыми рукавами, некоторые — в галстуках и лишь немногие — в национальных костюмах. Это масса клерков, приказчиков, продавцов, мелких служащих. Чуть позже мост захлестывала автомобильная волна. Это двигались люди «с положением». Многие машины пережили не один капитальный ремонт, и нередко бывало так, что какая-то из них замирала на мосту. Сразу же образовывалась колоссальная, утопающая в клубах выхлопных газов пробка, причем спешащие на работу водители яростно выражали свое нетерпение и недовольство ревом клаксонов.

В Картер-бридже многие лагосцы видели нечто вроде символа городской жизни. Когда в местном университете я разговаривал со студентами, один из них заметил:

— Как в час пик для жителя предместий трудно прорваться через Картер-бридж в городской центр, так в течение всей жизни ему сложно добиться образования, достойного человека жилища, хорошо оплачиваемой работы. Узенькая, как лагосский мост, тропа ведет к образованию, приличным жилищным условиям, интересной работе, а по этой тропе пытаются идти многотысячные толпы. Понятно, что до цели добираются единицы, остальные навсегда застревают в многочисленных «пробках».

И все же в Лагос продолжали стекаться люди со всей Нигерии. Город рос стремительно, бурно. Будучи проездом в нигерийской столице весной 1969 года, я узнал, что ее население в муниципальных границах увеличивалось на 8 % в год. Что же касается предместий, то там рост составлял около 20 %! Население Большого Лагоса, по некоторым подсчетам, уже перевалило за полтора миллиона.

Манящую силу африканского города иногда сравнивают с притягательностью игорного дома: хотя выигрывают отдельные счастливцы, к карточным столам не подступиться. Очень немногим удача улыбалась в городе, но их успех вселял обманчивые надежды в сердца сотен тысяч людей. Лишь после долгих лет нужды в городских трущобах приходило разочарование.

Предместья крупных африканских столиц мне всегда представлялись скорее деревней, чем частью города. Дома, подобные крестьянским хижинам, обычно окружались огородами, полями маниоки или кукурузы. В пыли дворов копошились тощие куры, топтались мелкие, черные козы. Лишь по мере приближения к центру деревня уступала место «настоящему» городу.

Само городское население состояло главным образом из вчерашних крестьян, которые уходили от голода, от гнета деревенских старейшин и феодалов-вождей, надеясь на освобождение от оков патриархальной общины. Они, понятно, не забывали привычных обычаев, свои нравственные идеалы, и города Тропической Африки оставались поэтому в значительной мере крестьянскими городами…