Пьер Гэсо - Священный лес

Мы проснулись в своих гамаках довольно поздно с болью в окоченевших от рубцевания и ночной сырости мышцах.

Вуане смотрит на нас отеческим взором.

— Дождя не будет, — говорит он уверенно. — Зэзэ положил Окобюзоги, большую маску Афви, рядом с вами. Пока она здесь, не упадет ни капли дождя.

Мы не хотим ему возражать, хотя наш опыт говорит о другом. Вымазанные зеленкой, мы сидим на корточках вокруг только что принесенных Вуане горшков с рисом. Впервые мы едим, как настоящие тома. Наш консультант решил, что в столовых приборах нет надобности, и мы едим руками. После завтрака Вуане внимательно осматривает наши рубцы. Этим знахарям известно, что наши лекарства помогли многим тома, и они разрешили нам употреблять их взамен местных, чтобы сократить срок нашего пребывания в лесу. Вуане беспощадно надавливает на раны, чтобы проверить, нет ли нагноения. Этот осмотр не очень приятен, но нам так не терпится покинуть лес, что мы стараемся сделать вид, будто не чувствуем ни малейшей боли.

— Все идет очень хорошо, ваши лекарства очень сильные; оставьте их мне, когда уедете. Через несколько дней все подсохнет и вы сможете выйти.

Вуане относится теперь к нам намного более фамильярно. В глазах тома между татуировавшим и татуированным совершенно естественно возникает некая связь. Он теперь для нас не просто проводник, а брат, и без всяких недомолвок рассказывает, как он сам проходил инициацию.

— Когда Зэзэ делал мне это, я много кричал. Вот почему вас увели далеко от деревни.

— Да, — отвечаю я, — но ты был маленьким билакоро.

Вуане, очевидно, ждал этого ответа и ограничивается улыбкой.

Затем он сообщает нам, что Зэзэ был татуирован Вэго, и это дает нам более точное представление о возрасте каждого из них.

Я удивлен тем, что во время церемонии знахари не надели на одного из своих магических украшений; ни одна большая маска не возглавляла церемонии.

— Вам уже известны все тайны, — объясняет Вуане, — вы уже слышали Афви, больше скрывать было нечего. За чертой священного леса мы среди мужчин, маски же выходят только, чтобы наводить страх на женщин и билакоро.

Впрочем, из слов Вуане следует, что мы прошли особую инициацию, аналогичную той, которой подвергаются юноши, покинувшие родину детьми без татуировки и возвратившиеся ужо взрослыми. По возвращении их метят клеймом Великого Духа в священной роще возле их деревин просто для того, чтобы они могли занять свое место в общине.

— А в Согуру тоже так? — спрашиваю я Вуане.

Теперь мы татуированы и имеем право знать церемониал этого празднества коллективной инициации. Мы надеемся если не засиять его, то по крайней мере присутствовать на нем.

— Нет, — говорил Вуане. — В Согуру это очень большой праздник. Это не делается в любое время. К этому готовятся задолго.

Оказывается, обрядовая инициация детей совершается лишь раз в пять-семь лет. В ней участвует несколько деревень. Прежде всего они сообща намечают на своей территории большой участок густого леса; все тропинки, ведущие через этот участок, перегораживаются и отводятся в сторону. У входа в лес сооружаются огромные ворота из мнуги [34] Корни древовидных папоротников. , похожие на ворота в Ниогбозу. Покрытые резьбой и раскрашенные охрой, синькой и каолином, они странным образом напоминают по форме и манере исполнения статуи предков на другом конце света — на Новых Гебридах. После того как ворота поставлены, доступ в лес открыт лишь для посвященных.

Итак, существуют два вида священного леса: один, расположенный близ каждой деревни, в котором отправляют местные фетишистские обряды, и другой, гораздо больших размеров, предназначенный для татуировки и воспитания детей. Его можно было бы назвать лагерем инициации.

Сами празднества требуют многих месяцев подготовки. По всей земле тома бегут гелемлаи, они извещают жителей, что торжество близко и что скоро они начнут уводить детей. Одновременно они собирают пожертвования на проведение праздника, на который зачастую собирается более трех тысяч человек. Каждая деревня должна доставить рис, скот, пальмовое масло и определенную сумму денег. Устрашающий вид белых вестников с их развевающимися ожерельями создает атмосферу тревоги, которая будет теперь окружать детей вплоть до самого посвящения.

Накануне великого дня вестники предупреждают все деревни, знахари укладывают в корзины маски и талисманы, мужчины надевают наряд из банановых листьев, скрывающий их целиком, и в сумерках все покидают деревню. Ночью при колеблющемся свете ламп-молний эти странные процессии тянутся по тропинкам из самых отдаленных уголков земли тома к месту татуировки.

Праздник начинается плясками. Тамтам категорически запрещен, и слышен только множественный голос Афви. Его тайные воплощения — большие черные маски из каждой деревни — принимают участие в ходе всего торжества, так же как и соединившиеся на сей раз Воллолибеи, мужчина и женщина. Знахари вынимают талисманы и поочередно демонстрируют свою магическую силу.

— Вот тогда, — говорит Вуане, — становится известным, кто сильнее всех, и это очень опасно, так как все отравы носятся в воздухе.

На рассвете на площадь, специально расчищенную у входа в священный лес, выводят шестьдесят быков. Всем нм одновременно перерезают горло. Эта ужасная бойня происходит на глазах посвящаемых и женщин.

Затем у жертв отрезаются лучшие куски мяса, которые варятся с местными красными бобами и подаются колдунам на большом деревянном блюде. Колдуны льют на мясо свои самые сильные яды, составленные в большинстве случаев на основе желчи каймана. Первоприсутствующий — в Согуру им должен быть Зэзэ Соховоги — тыкает свой трезубец наудачу в какой-нибудь кусок и ест, приглашая остальных следовать его примеру.

— Много колдунов умирает, — со смехом констатирует Вуане, — Они не знают всех противоядий.

Это испытание подтверждает магическую силу зоги и его неоспоримое превосходство [35] См. приложение VI: «Испытание ядом». .

Гелемлаи уже давно передали детей «людям-птицам». Прежде чем отвести билакоро к великим духам леса, уэнилегаги награждают их ударами дубинок. Особенно достается их собственным сыновьям: должность уэнилегаги передается по наследству, и «человек-птица», выбрав из сыновей того, кто его заменит, на глазах у всех колет мальчику руку своим трезубцем, прежде чем ввести его в священный лес.

В лесу непосвященными завладевают знахари. Разбив детей на несколько групп, они тут же без всяких околичностей начинают их татуировать.

— Бывает больше двухсот ребят, — поясняет Вуане, — так что приходится резать много спин.

Не все дети одинаково переносят пытку. Некоторые так кричат и отбиваются, что знахари удовлетворяются нанесением двух-трех царапин с каждой стороны; другие, напротив, требуют все новых рубцов, чтобы доказать свою храбрость. Как правило, в день торжества делают не больше трех рядов насечек, а за время стажировки в лесу каждый год прибавляют по одному ряду [36] Рисунок татуировки варьирует по районам. .