Джон Поллок - Апостол

Каждую ночь караванщики разжигали большой костер, и все спали вокруг него, ногами к теплу. Павлу, как и остальным путникам, приходилось нести ночную стражу, завернувшись в овчину. Перед рассветом собирались в дорогу, ели оливки и козий сыр, для обогрева пили подогретое вино (чай не был еще известен нигде, кроме Китая, а кофе не знали даже арабы). Пускались в путь до восхода солнца, чтобы одолеть большую часть дороги до наступления жары, и делали лишь кратковременные привалы, стараясь пройти километров 25. Затем готовили пищу, смазывали кожу оливковым маслом и отдыхали в тени.

Это был долгий путь. День за днем, однообразно питаясь высоко в горах, путники не чувствовали желания ускорить шаг, удлинить маршрут или, как это делают верховые, совершить лишний вечерний перегон. Полуденная жара, внезапные ливни, наполняющие ущелья бурными потоками, ночной холод и сон на камнях, когда коченеют ноги и болят старые раны, опасность неожиданного нападения… Это первое путешествие Павла было одним из самых трудных.

Во втором Послании к Коринфянам, мы найдем у Павла мерные, звучные строки, отдаленно напоминающие ритм походного марша: "в опасностях на реках, в опасностях от разбойников… в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе…"

В старости Павел скажет: "я научился быть довольным тем, что у меня есть; умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии, научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть в обилии и в недостатке, все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе". Или: "готов ко всему чрез силу Единого, живущего во мне". Такую тайну нельзя постигнуть сразу. Вполне может быть, что мужество и уверенность подчас покидали Павла в пути, наверное, ему стоило большого труда и проявлять выдержку, договариваясь об оплате с жадными содержателями постоялых дворов.

Рядом с уравновешенным, спокойным Варнавой Павел стал опытным путешественником, подбодряющим слабых и боязливых, смеющимся над трудностями. Викторианский биограф Дж. С. Хаусон считал, что у Павла полностью отсутствовало чувство юмора. Действительно, иудеи тех времен были людьми, не расположенными все время веселиться. Но человек, столько написавший о радости — "радуйтесь в Господе всегда", "любовь, радость, мир", "возликуйте в сердцах ваших", "Бог, щедро дающий нам всего на радость" — такой человек не мог быть вечно угрюм. Способность к веселью пробудилась в Павле после обращения к вере — не грубовато-покровительственный юмор англичан викторианской эпохи, не циничная сатира и легкомыслие, какими нас потчует пресса двадцатого века, — нет, он обрел дар не относиться чересчур серьезно к себе и собственным невзгодам. У Павла бывали приступы депрессии, возможно была даже какая-то предрасположенность к меланхолии, но он, тем не менее, всегда получал удовольствие от жизни.

Итак, они перевалили через горы и оказались в обширнейшей провинции Галатия, занимающей большую часть центральной Анатолии. Там, на более плоской местности, караван распался, и Павел с Варнавой продолжили свой путь самостоятельно. Так они дошли до одного из красивейших озер в мире, тогда называвшегося Лимнайским, а сейчас — озером Эгридир. Окружающие его холмы, покрытая снегом гора слева и другая (Олимп) — впереди — подчеркивали необычайную бирюзу вод.

В течение трех дней шли они по прибрежной тропе. Везде, где холмы отступали от озера, теснились жилища, сделанные из тростника, в изобилии растущего по берегам. Апостолы легко нашли себе пристанище, возможно, что они рассказывали о своей миссии: они просто были не в состоянии не делиться благой вестью с прохожими, хотя Павел предпочитал "засевать поле", а не "выбрасывать семена на обочину". Радушие и духовный голод всех, кто давал им кров, — неважно, были ли они рабами или хозяевами крошечных "ферм" — являлись залогом грядущих удивительных перемен.

Наконец они вышли к дороге, тянувшейся от дальнего западного побережья, и, обогнув озеро, оставили его далеко за холмами. Торопясь добраться до места назначения раньше, чем настанет суббота, они пересекли последний невысокий холм и увидели город, казавшийся совсем маленьким на фоне гор. Это была Антиохия Писидийская, гордая своими храмами и роскошными воротами.

Антиохия Писидийская была основана императором Августом как колония для солдат, поддерживавших спокойствие в холмах Центральной Малой Азии. В воздухе Галатии все еще чувствовался привкус прифронтовой напряженности, как в Пешаваре времен англо-афганской войны; Антиохия, однако, была лучше защищена, нежели Пешавар — юго-восточная стена города, призванная выдержать главный удар восставших племен, высилась над глубоким и обрывистым ущельем, на дне которого бурлила река Анфий.

От грубых старых солдат Августа, некогда населявших колонию, осталось лишь несколько человек, но их потомки, вместе с римской администрацией южной Галатии, составляли местную аристократию, обладавшую римским гражданством и презиравшую первых греческих переселенцев, сформировавших средний класс города, и туземцев-фригийцев, выполнявших все тяжелые работы. Писидийская Антиохия, несмотря на название находилась не в Писидии, а в одном из районов Фригии. Фригийцы были сильным, мускулистым, но не очень-то развитым народом. По всей империи их использовали как рабов, и даже само слово "фригиец" стало чуть ли не синонимом слова "раб". Изучая новый для них город, Варнава и Павел прошли через величественные арки, на фронтонах которых были перечислены победы Августа на суше и на море, вышли на площадь, названную в честь императора — над ней высился мраморный храм, где покойный Август когда-то молился местному божеству. Апостолы не могли не почувствовать все высокомерие надменного Рима и жалкое прозябание местных племен, гордых и могущественных еще двадцать лет назад.

В Антиохии жили и иудеи. Они не работали один день в неделю, но римляне терпели это, поскольку иудеи были богаты и успешно развили торговлю и ремесла. В субботу Варнава и Павел вошли в синагогу и сели на особых местах для приезжих раввинов. После молитв и чтений начальники синагоги послали к апостолам хаззана, передавшего им вежливое приглашение: "Мужи братия, если у вас есть слово наставления к народу, говорите".

Павел встал. Он сразу заметил, что среди собравшихся были не только местные жители, обратившиеся в иудаизм, но и сочувствующие и интересующиеся язычники, "богобоязненные". Движением руки успокоив возбужденных слушателей, Павел привлек всеобщее внимание необычным обращением (в синагоге было принято не замечать существования и присутствия язычников): "Мужи израильтяне и боящиеся Бога, послушайте!"