Герман Волков - Золотая Колыма

Билибин показывал на них водоразделы, долины, реки, речки, называл их и почти ко всем добавлял — «золотоносная». А Цареградский, Раковский, Бертин и Казанли демонстрировали доказательства: самородки, темный песок с желтыми крупицами — шлихи, блестки золота в жилах молочного кварца. Это производило потрясающее впечатление. Даже белоголовые старцы не могли скрыть на своих лицах восхищение.

Докладывал Билибин кратко. Щадил ли самолюбие тех, кто два года назад здесь смеялся над ним, или из чувства собственного достоинства и скромности, но он ни словом не обмолвился ни о Розенфельде, ни о Бориске, ни о своей гипотезе о Тихоокеанском рудном поясе и его пряжке, что когда-то называли здесь мистикой, метафизикой. Докладчик не хотел сводить мелкие счеты с противниками. Факты, только факты.

А старцы за длинным столом, бывшие члены бывшего Геолкома, видимо, ничего не забыли, поеживались, поскрипывали.

Пройдут годы. Билибин откроет много месторождений золота, станет лауреатом Сталинской премии первой степени, членом-корреспондентом Академии наук, но останется все таким же борцом за свои прогнозы и своему другу напишет:

«Пока прогнозы не подтверждаются, меня все ругают, начиная от академиков и кончая последней мелкой сволочью. По поводу моих прогнозов мне приходится постоянно слышать: «необоснованно», «спекуляция», «мистика», «метафизика» (невольно вспоминается мой прогноз по Колыме), но тотчас же после этого мой прогноз подтверждается, и тогда я слышу: «случайное совпадение». Но не слишком ли много совпадений?»

И тогда на совещании бывшего Геолкома далеко не все ученые признавали его первый подтвердившийся прогноз.

— Да и эти находки могут быть случайными...

— Разумеется, россыпное золото может оказаться мифическим.

— Сами приискатели неспроста говорят: сегодня пофартит, завтра убежит...

— Вот если бы рудное...

Тут Юрий Александрович не сдержался, почти выкрикнул:

— А это вот — рудное!

И Цареградский с гордостью начал показывать пробы, извлеченные им из Средиеканской дайки.

— Сергей Дмитриевич Раковский первым обнаружил эту жилу, а Цареградский первым ее опробовал. Цифры, полученные нами, меня чрезвычайно радуют. Во всяком случае, такое содержание ранее, насколько я знаю, не встречалось...— и Юрий Александрович назвал несколько цифр.

Котульский спросил:

— А вы привезли пробы на анализ сюда?

— Да, привезли, но анализ пока еще не сделан. Сам я, Владимир Клементьевич, откровенно говоря, хотя и не могу скрывать радости и гордости, но продолжаю относиться к этим подсчетам с настороженностью. Я понимаю, что весьма заманчиво распространить полученное в пробах содержание на всю массу руды, и поэтому считаю, что для детальной разведки Среднеканского месторождения необходимо направить рудную партию с опытными специалистами...

Билибин слышал, как кто-то из пожилых ученых спросил кого-то:

— Ну-с, молодой человек, не соблазнитесь после Казахстана отправиться на Колыму на разведку Среднеканской дайки?

— Предложат — не откажусь! — громко ответил молодой человек.

Юрий Александрович увидел лобастого, широкоскулого, чернобородого и покрытого свежим жгучим загаром незнакомого парня.

После совещания он Билибину представится: горный инженер Иван Едовин, только что вернулся с разведки Казахстанского рудного месторождения, прежде пять лет специализировался на уральских Березовских рудниках, а еще раньше вместе с Билибиным сдавал экзамены, хотя они и не знакомы.

Когда Едовин заявил «не откажусь!», рядом с ним, как бы отвечая на вопрос того же профессора, другой парень так же громко сказал:

— И я поеду!

Его Юрий Александрович узнал сразу — Сергей Новиков, который просился в экспедицию еще во Владивостоке, а сейчас приехал в Ленинград на курсы повышения квалификации и для того, чтоб окончательно договориться об участии в новой Колымской экспедиции.

Юрий Александрович, услышав эти два голоса, возликовал: доклад его производит нужное впечатление и сразу же находятся охотники ехать на Колыму. С еще большим вдохновением продолжал:

— Помимо рудной партии по разведке Среднеканской дайки я предусматриваю в плане работ новой Колымской экспедиции пять геологических партий. Ибо у меня сложилось представление о распределении золотоносности определенными полосами, вытянутыми по простиранию складчатой зоны,— докладчик показал на картах горные цепи, лежащие от верховьев Колымы на северо-запад и юго-восток.— В соответствии с этим распределяются и поисковые партии. Тасканская партия направляется на северо-запад от Утиной по простиранию золотоносности междуречья Дебина и Таскана. Здесь, в скалистых берегах речки Таскан, прораб-поисковик Раковский встретил жильные порфиры. Они обещают крупные месторождения как рудного, так и россыпного золота, поэтому я считаю это главным направлением работы экспедиции. К юго-востоку от Среднекана предполагается расположить Гербинскую партию. Между Утиной и Среднеканом должны работать две партии: Колымская и Оротуканская. Пятая партия направляется на Бохапчу выше порогов, где мною в нынешнем году обнаружена золотоносность и предположено наличие другой золотоносной полосы...

Белоголовые старцы снова заколыхались, словно одуванчики, и опять, как два года назад, залепетали:

— Необоснованно...

— Прожектерство...

Но Юрий Александрович будто не слышал их. Как о твердо решенном и обдуманном, он сказал:

— А это наша смета, в которой мы учли все необходимое для новой Колымской экспедиции.

Шур сразу вцепился в смету:

— Это по моей части! — быстро пробежал листы и, потрясая ими, прищурив глаза, с таким же ехидством, как когда-то спрашивал студента Билибина: «А ты по какую сторону баррикады?», спросил:

— А вы, Билибин, не забыли, что сейчас на повестке дня лозунг «режим экономии»?

— Не забыл. Мы его на Колыме очень хорошо помнили и строго придерживались,— ответил вполне серьезно.

Но среди присутствующих разнесся смешок и шепот:

— Там у них чуть до людоедства не дошло...

А тут еще Эрнест Бертин добавил огоньку, обращаясь к Шуру:

— А вы, т-т-товарищ ученый, к-к-конские к-к-кишки кушали?

Присутствующие захохотали. Один лишь Шур оставался серьезным и, тыча в листки сметы, продолжал в том же тоне:

— Полторы тонны шоколада! На каждого по килограмму в месяц. Вы что — буржуи? Кейфовать едете?

— Шоколад,— ответил Билибин,— для нас не кейф. Вы много в сидоре унесете муки, консервов и камней? А шоколада положил в карман плитку да чаю плитку — вот тебе и завтрак, и обед, и ужин.

— Ну а спирта ноль семь литра каждому на месяц —-это не слишком?

— Нет, не слишком. Посчитайте. На день всего двадцать граммов, лизнуть только.