Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

— А знаете, — сказал мне однажды один из моих джулекских знакомых, — вам сейчас очень легко в Кызылкумы пробраться — попутчик есть. Оказывается, у колодца Бил-Кудук в этом году стоят скотоводы. Сигизбай мне сказал, что сегодня оттуда бала какой-то на ишаке за сахаром приехал. Кажется, он завтра назад поедет, так что не упускайте случая.

Я подошел к джулекскому базарчику и беглым взглядом окинул приезжих.

— Вон, вон бала, — указал мне продавец из мясной лавки на группу людей, топтавшихся около коновязи. Я подошел ближе. «Кто же из них бил-кудукский?» — с некоторым удивлением осмотрел я казахов. Ведь в моем представлении бала должен быть маленьким мальчуганом, в крайнем случае подростком, а здесь я видел взрослых людей.

— Где тут бала из Бил-Кудука? — спросил я здоровенного парня, стоящего около маленького ослика.

— Моя, моя бала, — ткнул он себя в грудь пальцем и улыбнулся во весь рот.

«Вот так бала, — подумал я, — ну да не в этом дело». Пять минут спустя здоровенный бала — Дусен по имени — пил у меня чай и охотно отвечал на мои бесчисленные вопросы о Бил-Кудуке, о песках, о населяющих их птицах.

Я на лошади, Дусен на маленьком ослике на следующий день выехали из Джулека и, переправившись на пароме через Сырдарью, стали углубляться в пустыню. Не скажу, чтоб переезд до колодца Бил-Кудук, расположенного в шестидесяти восьми километрах от Джулека, доставил мне большое удовольствие. Напротив, я всегда вспоминаю его с неприятным чувством. На горьком опыте я постиг, что путешественнику, едущему в далекий путь, нельзя садиться на лошадь, если его спутник едет на ослике. Осел Дусена, несмотря на значительный вес хозяина, с такой быстротой семенил ногами по песчаным тропинкам, что моя лошадь не могла поспеть за ним, двигаясь шагом. Когда же я заставлял ее бежать нормальной рысью, она быстро оставляла осла далеко позади. Видимо, из солидарности со своим длинноухим собратом она не хотела ни отставать, ни обгонять осла и предпочитала бежать с ним рядом. Однако при этих условиях замедленная рысца лошади превращалась в такую невыносимую тряску, что езда становилась настоящим мучением.

— Джаман ад (плохая лошадь), — сказал я, едва слезая на следующий день у колодца Бил-Кудук.

Дусен с завистью посмотрел на моего замечательного рысака.

— Ад джаксы — джуль джаман, алес (лошадь хорошая — дорога плохая, далеко), — сказал он.

Колодец Бил-Кудук расположен у самой границы огромных голых песков — урмэ. И если между Джулеком и Бил-Кудуком тянутся крупные бугристые и грядные пески, поросшие редкой растительностью почти до самых вершин, то на вершинах песков урмэ растительность совсем отсутствует. Поднимитесь возможно выше и взгляните на пески урмэ издали. Под ослепительно яркими лучами солнца вашим глазам представится бурное песчаное море с гигантскими песчаными волнами. И кажется, высоко взметенным пескам нет конца-краю, а среди них нет никакой жизни. Но это только так кажется издали. В глубоких котловинах, скрытых среди песков, жизнь идет своим чередом и порядком. Растет старый саксаул, широко раскинув в стороны корявые ветви, как молодой пирамидальный тополек, поднимается стройное деревце песчаной акации. По нагретому песку бегают мелкие ящерицы, песчаные круглоголовки, чирикает саксаульный воробей, звонко поют пустынная славка и саксаульная сойка, беспрерывно свистят своеобразные зверьки — песчанки.

Но какая жара здесь в летнее время! Как только вы спускаетесь в котловину, вас обдает горячим воздухом, как из раскаленной печи. И все же вас потянет сюда, и вы не останетесь на мертвых песчаных холмах, где каждый порыв ветра бросает вам в лицо удушливый мелкий песок. Здесь же, в глубокой котловине, знойное затишье, уют и жизнь, а под тонким поверхностным слоем почвы — сырой, почти мокрый песок. В такой-то своеобразной обстановке в этих частях пустыни Кызылкум и обитает в изобилии замечательная птица пустыни — саксаульная сойка.

Экскурсировать одному по незнакомым пескам пустыни по меньшей мере небезопасно. Каждую секунду вы рискуете запутаться среди страшного однообразия глубоких котловин и высоко взметенных барханов, и выбраться отсюда к маленькому, затерянному среди пустыни аулу не так просто, как нам часто кажется.

В связи с этим я договорился с Дусеном, чтобы он сопровождал меня во время моих экскурсий, пока не познакомлюсь с новой для меня местностью. Конечно, я с большим удовольствием нанял бы опытного проводника — старика казаха, но здесь Дусен был единственным достаточно свободным человеком.

— Знаешь, Дусен, — обратился я к своему помощнику, когда мы однажды отправились с ним на охоту. — Птиц для шкурок я себе сам настреляю, и твоя помощь мне не нужна в этом деле. Но если ты мне поможешь поймать хотя бы одну живую саксаульную сойку, ты мне окажешь этим большую услугу. Одним словом, как только живая сойка попадет в мои руки, я сделаю тебе интересный подарок. — Я имел в виду захваченную с собой банку с конфетами-леденцами и пачку прекрасного чая. Я хорошо знал, что все сладкое для Дусена, как и для большинства подростков, — большое лакомство.

Конечно, эти фразы были сказаны на понятном, ломаном казахском языке и произвели на Дусена соответствующее впечатление.

— Согласен помочь мне на таких условиях? — спросил я своего спутника. Дусен радостно закивал головой в знак согласия. — Только помни, Дусен, — пояснил я, — тресен тургай керек (живую птицу нужно), понял?

— Белем (понял), — кивнул головой парень.

Саксаульная сойка не боится человека только там, где ее не трогают. Но как только ее начинают преследовать или хотя бы обращают на нее внимание, сообразительная птица сразу становится недоверчивой и осторожной.

«Чир-чир-чире», — услышал я мелодичную, звонкую трель, как только мы спустились в одну из ближайших котловин. В тот же момент я увидел и птицу. Она быстро поднялась над деревьями саксаула, затем высоко закинула назад крылья и каким-то особенно красивым полетом спланировала на землю. В ответ на призывный крик в нескольких шагах откликнулись другие птицы; их звучные голоса так и напоминали звон серебряных колокольчиков. При виде обилия соек я решил не спешить с охотой. Настрелять их я всегда успею, сейчас же я хотел познакомиться с птицами в их родной обстановке. Я пошел к кусту, за которым скрылась одна из соек.

Когда до сойки осталось не более двух метров, она ловко выскользнула на песок, сделала три-четыре крупных прыжка, помогая при этом взмахами крыльев, а затем, высоко подняв голову и выпятив грудь вперед, с замечательной быстротой «укатилась» за ближайший куст саксаула. Повторив свой прием несколько раз и каждый раз меняя направление, птица наконец воспользовалась своими крыльями и далеко отлетела от беспокойного места. Закинув ружье за плечи, около часа следовал я за перебегающими саксаульными сойками, а сзади меня, недоумевающий и недовольный, плелся Дусен. Ему было совершенно непонятно мое странное поведение. Когда же наконец я застрелил одну из саксаульных соек и она забилась на песке, Дусен схватил ее и, повторяя «тресен, тресен (живая, живая)», поспешно сунул бьющуюся птицу мне в руки.