Виктор Ерофеев - Очарованный остров. Новые сказки об Италии

— Неправда. Условия содержания в нашей тюрьме стандартные. И здесь все в равном положении. Это закон. Он одинаков для всех.

— Что, закон запрещает подследственным иметь два одеяла?!

— Вам холодно? Сейчас же вроде и не зима.

— Ваша тюрьма стара и промозгла! Стены все пропитаны сыростью! В ней сто лет не было ремонта!

— Опять неправда. Ремонт был семь лет назад.

— Одеяло! Мне нужно второе одеяло! Я не высыпаюсь!

— Хорошо, я похлопочу насчет второго одеяла.

— Вы мне обещали уже дважды!

— Обещаю, что завтра… в крайнем случае послезавтра у вас будет второе одеяло. И закроем вопрос. Про ноутбук — тоже закроем. Как говорится, пора закрыть наш ноутбук на спящий режим. Извините, так сказать, за каламбур… Давайте перейдем к делу. Итак, мы остановились на третьей главе. Ваш герой, Иван Данилович Морозов, приезжает на Капри первого октября.

— Да, первого октября.

— Вечерним паромом. И любуется закатом… вот… здесь: «На нижней палубе было душно и уныло, скучные пассажиры дремали в старых серых креслах. Бледный юноша, примостившись в уголке, сосредоточенно дрочил свой Ipad. Иван вынул из сумки фляжку с виски, встал и поднялся наверх по железной лестнице. Его встретил прохладный и сильный ветер, рвущий выхлоп дизеля из двух труб и качающий в небе шесть чаек, увязавшихся за паромом с неапольской пристани. Закат уже давно пролился на море абрикосовым вареньем, горбатые спины островов проплывали вдали, луна набирала силу, готовясь к темноте. Иван глотнул из фляжки, сощурился на тонущее солнце и почему-то вдруг вспомнил Крекшино и Анфису, улыбающуюся своей ускользающей улыбкой и показывающую ему из полутьмы ельника два своих тонких пальца знаком вечной победы над его доверчивостью. „Елки-палки, лес густой…“ — вслух пробормотал он и полез за сигаретами». Вот. И в связи с этим у меня к вам вопрос, все тот же самый вопрос: а почему Иван решил поехать именно на Капри?

— Опять двадцать пять! Ну а почему бы ему не поехать на Капри?

— Не отвечайте мне вопросом на вопрос. Здесь вопросы задаю я. Повторяю: почему Иван решил поехать на Капри?

— Потому что он там еще не был. Устроит вас такой ответ?

— Нет, не устроит. Вы это уже говорили вчера. В Архангельске он тоже не был. И в Сан-Франциско тоже.

— Он находится в Италии, при чем тут Архангельск?

— В Италии много интересных мест. Венеция, например.

— Иван Морозов не турист. Он русский метафизик.

И страдающий человек.

— На Капри метафизики больше, чем в Венеции?

— В Венеции метафизику давно уже вытоптали туристы.

— Это спорное заявление.

— Я не собираюсь с вами спорить. Потом, вы же читали десятую главу, вы знаете, что произошло на скалах?

— До десятой главы мы еще дойдем… По поводу метафизики. Вот смотрите, о чем рассуждает ваш герой на семьдесят восьмой странице: «Иван шел по извилистой каменной улице, полной дорогих бутиков, и живая картина, словно пошлый анекдот, навязчиво преследовала его, повторяясь в стеклянных кубах: модель с глупым лицом и длинными загорелыми ногами мелко перебирает ими, совершая ритуальный танец приобретения, молоточа полированный мрамор новыми туфлями, в то время как не менее длинноногая продавщица и коленопреклоненный и еще не покрывшийся загаром старик одобрительно кивают головами. „Старые песни о главном…“ — пробормотал Иван, сворачивая к отелю». Вот! Где же здесь метафизика? Вашего героя на Капри раздражает почти все.

— Вы забыли, что с ним произошло в России?

— Нет, нисколько.

— Вы понимаете, в каком состоянии он уехал?

— Вполне, вполне понимаю. Но зачем он приехал в место, где его все раздражает? Почти все. Он умиляется лишь старым пиниям по дороге к вилле Тиберия. Вот… здесь: «Он положил руку на бугристый необхватный ствол, помнящий, по всей видимости, если и не самого Тиберия, то уж громкие совокупления гуннов с хрупкими, но полногрудыми островитянками. „Дорогое мое дерево, милое, чудное дерево, — думал он. — Как я завидую твоей мудрости и спокойствию. Как завидую твоей способности ничему не удивляться, никого не осуждая и не требуя к ответу…“ Иван улыбнулся и поцеловал кору ствола».

Это единственная улыбка вашего героя на Капри.

— А он, по-вашему, должен приплыть и плясать от радости? Ивану не до улыбок. Человек навсегда расстался с любимой женщиной, да еще потерял друга! Он разочарован в людях, в человечестве! Вы теряли когда-нибудь любимых? Вас предавали друзья?

— Пока нет.

— А он потерял не только Анфису, не только Владислава. Но и надежду. Понимаете?

— Это я вполне понимаю. Но все-таки: почему Капри? Ведь все могло произойти и в другом месте. Мало ли в Италии скалистых берегов? Смотрите, как извилист его путь: он приезжает в Берлин, чтобы «глотнуть на вокзале прохладного и неизменного пшеничного пива, вкус которого остался в его памяти еще в восемьдесят восьмом», ночным поездом едет в Рим, там садится на самолет до Неаполя, потом — на паром до Капри. Это мог сделать лишь человек, точно знающий, куда и зачем он едет. Но он же никогда не был на Капри.

— Вы были на вилле Тиберия?

— Нет. Дальше Рима, признаться, мы с женой не ездили.

— Там потрясающий обрыв. Это место-провокатор. Я достаточно хорошо знаю Италию, но не помню подобного места. Вы хотя бы в Интернете глянули, ну найдите, посмотрите. Тогда ваш вопрос отпадет сам собой.

Это же элементарно.

— Я уже смотрел. Место необычное, высота обрыва более полукилометра… Но ведь не место выбирает такого сильного и цельного человека, как Иван Морозов?

— Выбирает он.

— А откуда, спрашивается, он знал об этом месте? Кто рассказал ему?

— Он ничего не знал про это место.

— И выбрал его? И поехал таким сложным путем?

— Да. Выбрал. Сам. И поехал.

— То есть veni, vidi, vici.

— Да. Именно. Победил. Самого себя.

— Извините, но не сходится.

— Иван Морозов, если вы внимательно читали мой роман, человек тонко чувствующий, сенситивный, наделенный сильной интуицией. Он всю жизнь шел к этому месту, понимаете?

— Нет. Не понимаю.

— Господи… ну вы знаете, что такое бездна?

— В данном случае — пропасть?

— Шире. Шире и глубже любой пропасти. Бездна — это бездна. Нетварная часть Вселенной. Вы читали Кьеркегора? О иррациональном страхе человека перед бездной? Перед «ничто»?

— В вашем романе имя Кьеркегора не встречается. Да и Морозов как-то нигде не философствует.

— Но ведь не все человек артикулирует, не все проговаривает!

— Вот именно.

— Что — вот именно?

— Не все человек проговаривает. И этот человек вы, уважаемый писатель.

— Я вас не понимаю!

— Отвлечемся от Кьеркегора. Страница… шестьдесят вторая: «Иван вкатил на паром свой видавший виды чемодан, огляделся, ища места, куда бы его приткнуть. Неподалеку маленький, как мальчишка, лысоватый и жилистый парковщик подпихивал шипастые „башмаки“ под колеса джипа. Остановившись, Иван вопросительно глянул в его скуластое лицо с тонким ртом и неприятными серо-голубыми глазами, вопросительно показав рукой на свой чемодан. Но тот, неприветливо скользнув взглядом по Ивану, продолжал свои манипуляции. Его движения почему-то показались Ивану подозрительными.