Джозайя Флинт - Хобо в России

В Казани, татарском городе на Волге, существует артель нищих, чья история восходит к временам взятия Казани Иваном IV; они известны по всей России как «Kazanskia Sieroty» [23] Они известны по всей России как «Kazanskia Sieroty» — «Казанский сирота — назойлив и докучлив: от него не отвяжешься. От других его всегда можно отличить по особому мундиру и ухваткам… Он плут нагольный и образцовый притворщик: нищенством и попрошайством он простодушно промышляет, как подобные ему пензенские калуны, клепенские (смоленские) мужики и ведомые всему московскому люду и русскому миру воры и сквозные плуты — гуслицкие нищеброды. Разница у казанских с этими лишь только в местностях промысла: казанские «Волгам шатал, базаром гулял» и все князья, не без достаточных однако на то причин и оснований. Большею частию они — потомки бывших казанских мурз» (Максимов С., Крылатые слова. СПб., 1890, с. 155). . Хоть они и мусульмане, но попрошайничают «Христа ради». Они выпрашивают подаяние даже у других нищих, если только те не состоят в их организации, и любого, кто не принадлежит к числу «Сирот», считают своей добычей. Их можно сравнить лишь с бродягами, которые побираются в Самарской и Саратовской губерниях, а также с теми, что населяют пятнадцать деревень в окрестностях Саранска и Инсарска в Пензенской губернии. Последние официально записаны крестьянами и разделены на организованные нищенские корпорации; они называют себя «Kalousni», что происходит от их жаргонного слова kalit [24] Называют себя «Kalousni», что происходит от их диалектного слова kalit — Обитатели известного «гнезда» профессиональных попрошаек Пензенской губернии, именовавшиеся иногда «колунами» или «калунами» (см. выше), называли себя «калилами» от местного слова «калить» — выть, выпрашивать плачущим голосом подаяние. Артели нищих-«колунов» путешествовали по всей центральной России, попрошайничали в столицах, добирались до Украины, Молдавии и Кавказа. , означающего «снимать урожай» или, в их понимании, «просить подаяние». В Москве, с другой стороны, общее диалектное обозначение для нищих — « Zvonary », происходит оно от zvonit, что также означает «просить милостыню».

Kalousni или «Жнецы» отправляются попрошайничать сразу после окончания жатвы. Все способные передвигаться, за исключением самых старых и молодых, уезжают в телегах «на работу», как это у них называется. Те, у кого нет слепых или увечных детей, нанимают их в соседних деревнях. Центром этого промысла является деревня Акшенас, куда крестьяне посылают на продажу своих калечных детей. В деревне Галицино, в Пензенской губернии [25] В деревне Галицино, в Пензенской губернии — имеется в виду село Архангельское Голицино, один из главных центров попрошайничества в губернии; в середине XIX в. насчитывало 377 дворов. , на триста дворов имеется пятьсот нищенствующих крестьян; в деревне Акшенас со ста двадцатью дворами лишь четверо жителей не принадлежат к «Жнецам», тогда как в Ермаково, еще одном местном селении, все обитатели поголовно отправляются kalit (попрошайничать). Возвращение этих ватаг домой отмечается пиршествами и оргиями. Главный их праздник устраивается в Михайлов день, 8 ноября, и в этот день они тратят все собранное до копейки. Следующая поездка совершается зимой, возвращаются они к Великому посту. В третий раз они возвращаются домой к Троицыному дню.

В Сибири я не бродяжничал, но наслушался немало рассказов о тамошних бродягах, когда пересекал сибирские просторы. Они организованы не так строго, как в европейской России, — многие путешествуют совершенно одни, — однако же я слышал и видел, что они делятся на несколько категорий. На дороге между Екатеринбургом и Тюменью к путешественнику пристают нищие, известные как «Kossoulinki» [26] Нищие, известные как «Kossoulinki» — Косулино — селение под Екатеринбургом на Тюменском тракте. Живут они одним только подаянием и летом спят под открытым небом на тракте между двумя упомянутыми городами. В Екатеринбурге имеются также безымянные отряды, состоящие из молодых мужчин и маленьких мальчиков и девочек, которые постоянно выпрашивают милостыню у жителей.

В большинстве своем это дети ссыльных преступников или крестьян, изгнанных голодом из близлежащих областей.

Попади я в лесистые местности Сибири, я мог бы познакомиться и со странным плодом сибирской тюремной жизни, беглым каторжником-бродягой. Ранней весной он устремляется к свободе, по пути получая иногда смертельную пулю. Но время от времени побеги удаются: каторжник бежит в леса и живет там до осени, а затем, если не надеется добраться до европейской России, сдается властям и снова возвращается в тюрьму. Весной, «когда птицы зовут», как говорится в одной жалостной его песне, он вновь убегает в леса. Лишь по ночам он осмеливается пробраться в деревню, и то только на минутку — его манит еда, оставленная на подоконнике великодушными крестьянами. Он хватает хлеб или другую провизию, которую ему оставляют, и стремглав удирает в лес, точно волк.

Религиозные нищие в России представляют собой совершенно отдельное сословие. Подавая им милостыню, типичный русский считает, что таким образом облегчает себе путь в царствие небесное, и сами они, конечно, не спешат разуверять его в этой тщеславной мысли. Подайте им рубль — и они готовы будут поклясться, что вы очутитесь в раю, и даже двадцать копеек вполне увеличивают ваши шансы.

Легче всего отличить мирского религиозного нищего. Он всегда попадается вам на глаза у церквей Санкт-Петербурга и Москвы, и любой, кто побывал в этих городах, без труда его вспомнит. Обычно это престарелый крестьянин, собирающий пожертвования на нужды деревенской церкви; полиция или церковные власти снабжают его необходимыми пропусками и документами с печатями. Он стоит с непокрытой головой у церковных врат или возле какого-либо святилища и держит в руке блюдечко, на котором лежит ткань с вышитым на ней крестом. Блюдечко везде служит ему passe-partout или отмычкой: под этим предлогом он появляется в ресторанах, на железнодорожных вокзалах и в других общественных местах. Как сказал мне один русский джентльмен: «Нельзя прогнать человека с крестом в руке»; поэтому такому нищему позволяется входить туда, куда ему только заблагорассудится. К несчастью, ему не слишком трудно подражать, и в России немало горюнов, которые выдают себя за религиозных нищих. Они подделывают нужные бумаги, покупают тарелочку и крест и попрошайничают во всю мочь. Иногда их обман раскрывается и их сурово наказывают, но доход от подобного нищенства настолько соблазнителен — порой до десяти рублей или пяти долларов в день — что они готовы идти на риск. Имеются также нищенствующие монахи, которые действуют так же, как миряне, однако надевают монашеские рясы. Поэтому обычному бродяге не так-то легко выдать себя за монаха, но и такое бывало.