Вольфганг Геншорек - 20000 километров по Сахаре и Судану

Наряду с петроглифами дальнейшему раскрытию истории Сахары способствовали также и другие многочисленные археологические находки. Археологи, историки искусства и естествоиспытатели выдвигали различные гипотезы, среди которых преобладало мнение, что Сахара многие тысячелетия назад была покрыта тропическими девственными лесами. Сегодня мы знаем, что это не так, что через Сахару протекали мощные реки, которые брали начало в горах и берега которых окаймляли галерейные леса с богатейшей тропической флорой и фауной. За пределами речных регионов преобладали лесостепи. С VIII по III тысячелетие до нашей эры область Сахары в климатическом отношении представляла собой чрезвычайно благоприятную для земледелия и скотоводства густонаселенную зону. Как явствует из наскальных рисунков, в то время здесь возникли антропологические типы, которые впоследствии можно было чаще всего встретить на Африканском континенте.

С III тысячелетия до нашей эры начался геологический процесс обезвоживания, означавший конец влажного периода неолита [10] Аридизация Самары началась еще в III тысячелетии до н. э. и завершилась уже в I тысячелетии н. э. Неолитические культуры в Сахаре сохранялись до рубежа нашей эры (городище Дар-Тишитт в Мавритании). . Земля стала бесплодной, реки начали иссякать, дождей выпадало все меньше. В степях выпас скота способствовал дальнейшему уничтожению растительности. Бессистемная обработка земли увеличила эрозию почвы, так что около 2000 года до нашей эры Сахара в конце концов приобрела сегодняшний облик. Этот процесс обезвоживания явился причиной возникновения обширного ненаселенного, пустынного пояса, ставшего разделительным барьером внутри Африканского континента.

Из населявших Сахару обитателей светлокожие скотоводы переселялись преимущественно в северные и восточные области или расширяли свои пастбища до расположенных южнее саванн, в то время как негроиды-земледельцы отступили в область Судана.

Экономическое, политическое и культурное развитие народов Северной Африки, поддерживавших тесные отношения со странами Среднего Востока и Средиземноморья, и народов, живущих южнее Сахары, шло отныне в историческом плане по разным путям. Приток населения Сахары в Судан вызвал к жизни длившееся вплоть до средневековья миграционное движение с севера на юг, в ходе которого народы искали новые земли для обработки, а также для скотоводства и охоты.

Эта миграция привела к распространению ценных растений, лежавших в основе питания населения, к применению новых методов в земледелии, прежде всего в орошении и устройстве террас, а также к более интенсивной добыче и использованию металлов. В результате дальнейшего общественно-культурного развития появились региональные центры: наступившая при этом социальная и экономическая дифференциация вытеснила древние общественные формы организации и привела на территории южнее Сахары к образованию классового общества. Все это и должно было стать предметом исследования Генриха Барта.

Около середины июля караван подошел к западной границе нагорья Феццан. Перед взорами путешественников раскинулась живописная равнина, посреди которой высилась наподобие огромной каменной крепости исполинская скала. Много таинственного и страшного могли поведать проводники каравана об этой «заколдованной горе», где якобы обитали духи пустыни. Никто бы не отважился проникнуть в ее скальный лабиринт. Однако Барту, ученому, относившемуся к таким загадкам с большим интересом, казалось очень заманчивым опровергнуть подобное суеверие. 15 июля он записал в своем дневнике: «Мой dies ater (черный день) настал… и рано утром я решил отправиться в обиталище привидений, которое влекло меня как в геологическом, так и в археологическом отношении. Среди наших спутников мы так и не смогли найти провожатого, который согласился бы довести нас от горы до следующего колодца, куда в это время намеревался пройти по прямой дороге караван».

Когда все попытки договориться о проводнике (из-за чего они лишь потеряли много времени) окончательно провалились, Барт, захватив небольшой запас воды, отправился в путь один.

Вначале все шло хорошо. Он миновал несколько песчаных холмов и попал в большую, голую, покрытую черной галькой долину. Постепенно начался подъем, становившийся все круче и круче. Оказалось, путь был значительно длиннее, чем предполагал Барт. Непредвиденные препятствия заставляли неоднократно менять направление, что отнимало время и силы. Около 10 часов утра жара стала невыносимой, а тени, как он ни искал, нигде не было. Обессиленный, Барт добрался наконец до узкого, стеноподобного гребня горы, склон которой состоял из осыпей скальных пород. О надписях или скульптурах здесь ничего не говорило, равно как и о привидениях, а также о пальмовых рощах, в которых они должны были бродить.

Хотя перед ним открылся прекрасный обзор, он не мог обнаружить каравана. Время шло, и Барт начал опасаться, как бы путешественники не предположили, что он от них оторвался, опередил их, и не решили во второй половине дня двинуться дальше. Так что пришлось, невзирая на страшную усталость, вернуться в лагерь. Жара все усиливалась, жажда мучила все нестерпимей, Барт, отчаявшись, выпил всю воду. Полдень был давно позади, но он еще никого не обнаружил. Выстрел из пистолета не дал никаких результатов: ветер отнес звук в другом направлении.

О дальнейших событиях расскажет сам Барт: «Я обдумал свое положение… Преодолев песчаные холмы, взобрался на бугор и выстрелил во второй раз. Убедившись, что поблизости никого нет, я все же решил, что наши люди еще не покинули лагерь, и взял курс, к несчастью, на восток, хотя до сих пор шел с востока на юг. В долине в изобилии росла трава, оглядевшись, я, к неописуемой радости, увидел в некотором отдалении маленькие круглые хижины, примкнувшие к деревьям… Спереди они были открыты. Я с надеждой ринулся к ним, но, увы, они оказались пустыми. Здесь не было ни живой души, ни капли воды.

Силы покинули меня. Я сел — передо мной раскинулась широкая равнина. Мне еще не было страшно, ибо я надеялся увидеть вскоре караван; на миг показалось даже, что вдали растянулась цепочка верблюдов, но, увы, это был мираж. Ничто в мире не наполнено столь иллюзорными образами, как раскаленные солнцем пустынные равнины. Это было известно с незапамятных времен, особенно арабам, которые хорошо знали пустыню и фантазия которых, столкнувшись с миражем, населяла эти голые места всевозможными призраками, Дезориентирующими одинокого странника и сбивающими его с пути. Наконец я вновь поднялся на ноги, чтобы оглядеться вокруг. Оказалось, что я настолько ослабел, что не смог стоять. Солнце клонилось к закату, и надо было подумать о ночлеге. У меня оставался выбор между одной из хижин и стоявшим поблизости Деревом, которое поначалу ввело в заблуждение мою жаждущую воды фантазию, показавшись мне коромыслом. Я выбрал дерево, так как оно стояло на некотором возвышении. Собрав последние силы, я дополз до него. Оно было старым, с большими толстыми сучьями и без единого листочка. Я намеревался развести огонь, который мог бы послужить сигналом и принести верное спасение, но я был не в состоянии даже собрать хотя бы немного дров. Я полностью обессилел и почувствовал, что весь горю.