Генри Харт - Морской путь в Индию

ПОРТУГАЛЬЦЫ В КАЛИКУТЕ

Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной?

Едете ль вы по делам иль блуждаете в море без цели.

Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,

Жизнью играя своей и беды неся чужеземцам.

Едва только флотилия Гамы стала на якорь в двух лигах от Каликута и около полутора лиг от берега, как к кораблям подплыли четыре маленькие лодки (алмадии). Сидевшие в них люди задали несколько коротких вопросов, откуда чужеземцы прибыли и к какой нации они принадлежат? Затем лодки удалились. Моряки, склонившись над бортом, смотрели, как лодки плывут обратно к берегу: фосфоресцирующая вода, подобно алмазам, каплями стекала с поднимающихся и опускающихся весел Повсюду вокруг флотилии виднелись рыбачьи лодки; португальцы наблюдали новый, странный для них способ рыбной ловли. Рыбаки подманивали рыбу факелами и фонарями, рыба прыгала из воды в низкобортные лодки; все это не стоило никаких усилий — надо было только отвезти улов на рынок.

Ночь прошла без инцидентов, хотя вся команда флотилии нервничала: после двадцати одного томительного дня, потраченного на переход из Малинди, матросы мечтали попасть, наконец, на берег. Они уже предвкушали радости отпуска, который проведут в городе, и, собравшись группами, пели на палубе до глубокой ночи. Любимой песней экипажа было «Кантига» Жила Висенти, который писал и на испанском и на португальском языке

На следующее утро, лишь поднялось над горизонтом солнце, у трапа флагманского корабля опять появились лодки, подплывавшие сюда накануне вечером. Гама решил немедленно приступить к осуществлению своих планов. К адмиралу был вызван один из осужденных преступников, Жуан Нуниш, крещеный еврей, немного знавший арабский и древнееврейский языки. Гама приказал ему сесть в одну из ал мадий и привезти отчет обо всем, что он услышит и увидит [319].

На берегу собралась толпа, наблюдавшая, как чужеземец, приехавший с одним из больших кораблей, выходит на берег. Нунишу и людям, которые доставили его на берег, было трудно пробиться в город через толпу. Его сразу же отвели в дом к двум тунисским или оранским арабам, которые «могли говорить по-кастильски и по-генуэзски». Они грубо поздоровались с Нунишем, и по их первым словам уже можно было предсказать тот конфликт, который возник в Индии между христианами и мусульманами. «Чорт вас подери, кто вас сюда принес?» [320]— с этого начали арабы. Они спросили Нуниша, чего он ищет так далеко от родины, и гот ответил: «Мы пришли искать христиан и пряности». В ответ на вопрос, почему не послали своих кораблей правительства Кастилии, Франции или Венеции, Нуниш смело солгал «Потому что король Португалии этого не позволил».

После беседы с мусульманами Нунишу дали поесть пшеничного хлеба с медом, а затем он вернулся на корабль вместе с одним из принимавших его арабов. Этот человек, которого португальцы стали звать Монсайди [321], очевидно, больше думал о возможностях наживы, чем о политической и экономической угрозе для его соотечественников — если только он вообще задумывался над этим вопросом и понимал значение происходящего, что мало вероятно. Первые слова, с которыми он обратился к толпе моряков, стоявшей около своего командира, были: «Удача, удача! Множество рубинов, множество изумрудов! Возблагодарите бога за то, что он вас привел в страну, в которой есть такие богатства!»

Когда Гама узнал, что саморин находится в Поннани — прибрежном городе в 28 милях к югу от Каликута — он направил в Поннани переводчика Фернана Мартинша, кроме того, еще одного Португальца и Монсайди с письмом о том, что посол португальского короля подплыл к Каликуту с письмами для его величества и что, если он пожелает, письма будут направлены ему туда, где он находится. Саморин принял обоих португальцев самым дружественным образом и послал приветствие Гаме, сообщая, что он собирается вскоре прибыть в столицу. Он отослал португальцев на корабль, подарив им «много тонких тканей».

Едва ли можно сомневаться в том, что саморин был совершенно честен и искренен, приветствуя Гаму и предлагая ему свою дружбу. Благосостояние его государства зависело от торговли, и ему, конечно, было выгодно открытие как можно большего числа торговых каналов между Индией и Европой. Свою позицию и свою тактику по отношению к португальцам он изменил позже, главным образом вследствие интриг мусульманских купцов (а также бестактности и дерзости Гамы).

Между тем Гама неблагоразумно велел рассказывать в городе, что он прибыл в качестве посла короля Мануэла, что бури куда-то отнесли гораздо более значительную часть флотилии, чем эта, и что он плыл сюда целых два года. Сам того не понимая, Гама сделал серьезную ошибку. Без сомнения, вести о его столкновениях на восточноафриканском берегу уже дошли до Каликута с более быстроходными судами, чем те, на которых плыл да Гама, и в глазах каликутцев он с самого начала был явным лжецом. Мало того, Гаму и его матросов стали считать не более не менее как разбойниками-корсарами. Имея дело с индийцами, по-своему столь же цивилизованными, как и сами португальцы того времени, Гама вел себя так же высокомерно, как он вел себя по отношению к голым невежественным дикарям африканского побережья. Его поведение положило начало недоброжелательному отношению к португальцам, вызвало ту вражду, которая уже не затухала все время, пока португальцы завоевывали Восточные моря и господствовали в них; поведение это было непростительно и лишено дипломатического такта.

Когда Нуниш, его спутник и Монсайди закончили свои переговоры с саморином, Нуниш попросил, чтобы с ними на корабли поехал лоцман, которому были бы даны инструкции отвести флотилию в более удобную якорную стоянку в Пандарани, немного севернее Каликута. В тот же самый день, с помощью лоцмана, флотилия отправилась на новое место своей стоянки, гораздо более надежное, чем первое, предохранявшее ее от бурь и от опасности потери якорей.

Как только суда прибыли в новую гавань, на корабль явился нарочный, сообщивший, что саморин уже вернулся в свой дворец в Каликут. Вместе с нарочным приехал вали (начальник полиции); его сопровождали двести воинов, вооруженных мечами; они должны были идти вместе с Гамой к государю. Поскольку уже почти наступила ночь, командир попросил отложить свидание с ним на завтра.